Прот. Александр БОРИСОВ

Это было в феврале 1973 г. Митр. Антоний в то время иногда приезжал в СССР, служил в некоторых московских храмах, выступал перед студентами МДА. Кроме этого он, в сущности, нелегально встречался с верующими на квартирах. Скорее всего, органы безопасности об этом знали, но вероятно смотрели на это «сквозь пальцы». Во всяком случае, ни о каких действиях или замечаниях владыке со стороны властей  по этому поводу я не слышал. Я тогда учился Московской духовной семинарии, в которую поступил осенью 1972 г., оставив свою работу младшим научным сотрудником в Институте Биологии Развития АН СССР. Я был принят в четвертый класс, и как человек к тому времени уже семейный, мог покидать семинарию в Загорске без особых трудностей.

Встреча, о которой я рассказываю, состоялась на квартире протоиерея Николая Ведерникова, жившего с семьей в обычной 3-х комнатной квартире, рядом с метро «Юго-западная» и, несмотря на непростые времена, отваживавшегося не только принимать зарубежного митрополита у себя дома, но и приглашать на такую редкостную встречу множество друзей и знакомых. Меня через каких-то общих знакомых тоже пригласили приехать к ним. В небольшой квартире было наверное человек 50. Сидели кто где. Некоторые даже на полу. Впереди разместились приглашенные с магнитофонами, чтобы как можно лучше записать и сохранить слова замечательного пастыря Церкви. Магнитофоны были самые разные: от портативных кассетных, размером с коробку конфет, до довольно внушительных, почти что чемоданов. Все, конечно, тогда еще были пленочные.

Владыка был в обычной рясе, сдержанный, скромный с готовностью к длительной встрече и беседе. Начал он с того, что для этой встречи он избрал тему, которая, скорее всего, покажется нам весьма необычной — о браке и монашестве. Запомнилось, что он говорил о том, что при казалось бы совершенно противоположных человеческих путях, которые за этим стоят, между ними есть много общего. Прежде всего,  — это верность избранному пути, что для человека очень не легко и требует терпения, мужества и любви. Я уже, к сожалению, не помню всех подробностей беседы. Помню только, что это было очень интересно и по своему содержанию и по самой форме изложения. Меня особенно тогда поразила сама речь владыки. Он произносил слова как-то особенно выразительно, немного грассируя, но интонационно очень значимо и красиво.

Я тогда подумал. что это по-видимому влияние французского языка, поскольку владыка провел детство и юность во Франции. Только много лет спустя, когда с начала 90-х зарубежные поездки перестали быть исключительной редкостью для россиян, бывая во Франции и США и встречаясь с русскими эмигрантами и их детьми, я понял, что это была речь образованных русских людей до революции 1917 г. Это была речь, которую мы утратили вместе с большей частью несметного культурного и духовного богатства дооктябрьской России.

После выступления владыки и множества вопросов был импровизированный чай, конечно не за столом, а так, — на ходу с чашками и стаканами, как пришлось. Все по очереди подходили к владыке прощаясь и беря благословение. И вот это тоже было очень значимым и запомнившимся. Владыка каждого внимательно благословлял, не расспрашивал, никак особенно не наставляя, лишь говорил несколько слов благословения. Но при этом он с таким вниманием и любовью смотрел на каждого и благословлял, что казалось — он видит тебя всего, каков ты есть, и в эту минуту ты с ним только вдвоем в тесноте этой небольшой квартиры. Этот краткий момент общения запечатлелся в памяти, как навсегда сохранившаяся фотография, которая ничуть не поблекла, несмотря на прошедшие почти 50 лет.