Владыка Антоний довольно часто вспоминает Моисея. Обыкновенно, за исключением тех немногих случаев, когда он говорит о Моисее как прообразе Христа, он толкует три события. Откровение Неопалимой Купины владыка толкует каждый раз несколько по-разному, но если это упростить и обобщить, окажется, что владыка объясняет откровение Неопалимой Купины как дар Божественной любви. Точно так это понимает и поэзия:
Второй момент жизни Моисея, который неизменно привлекает внимание владыки, это откровение на горе Синай, в особенности одна фраза: Моисей вошел во мрак, где Бог (Исх 20:21). Эта особенность синайского откровения издавна была отправной точной размышлений богословов. Уже Григорий Нисский говорит о Божественном мраке, который есть тот Свет неприступный, где обитает Бог.
И наконец, Владыка нередко пересказывает эпизод из Исхода, повествующий о том, как сияло лицо Моисея, когда он сошел с Синайской горы, неся скрижали, и как он вынужден был закрыть лицо покрывалом, потому что люди не могли вынести сияние его лица. Именно об этом третьем, таинственном и многозначительном эпизоде и о том, как его понимает владыка, мне и хотелось немного поразмыслить вместе с вами.
«Когда сходил Моисей с горы Синая, и две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей не знал, что лице его стало сиять лучами оттого, что Бог говорил с ним.
И увидел Моисея Аарон и все сыны Израилевы, и вот, лице его сияет, и боялись подойти к нему.
И призвал их Моисей, и пришли к нему Аарон и все начальники общества, и разговаривал Моисей с ними.
После сего приблизились (к нему) все сыны Израилевы, и он заповедал им все, что говорил ему Господь на горе Синае.
И когда Моисей перестал разговаривать с ними, то положил на лице свое покрывало.
Когда же входил Моисей пред лице Господа, чтобы говорить с Ним, тогда снимал покрывало, доколе не выходил; а выйдя, пересказывал сынам Израилевым все, что заповедано было (ему от Господа).
И видели сыны Израилевы, что сияет лице Моисеево, и Моисей опять полагал покрывало на лице свое, доколе не входил говорить с Ним» (Исх 34:29-35).
Покрывало в Ветхом Завете
С другой стороны, в той же книге Исход Бог дает Моисею точные указания, из каких именно покрывал и как следует строить скинию Завета, будущий храм, место Божественного присутствия, Шехина. То есть покрывало нужно не только для того, чтобы сияние славы не убило людей, но и для того, чтобы их грешные взоры не осквернили святыню (см.: Исх 26:1-14).
Фамарь закутывается и садится при дороге, чтобы Иуда не узнал ее и принял за блудницу. Покрывало скрывает блудницу, потому что на нее не следует смотреть. Это отношение подчеркнуто в Песни Песней, где героиня не хочет, чтобы ее приняли за женщину под покрывалом: «Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих?» (Песн 1:7). Она не только опасается, что ее примут за блудницу, но и не хочет надевать это нескромное одеяние, тем самым предвосхищая события 5-й главы, где стража почему-то срывает с нее покрывало: «Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня; сняли с меня покрывало стерегущие стены» (Песн 5:7). С другой стороны, Руфь, отправляясь на встречу с Воозом, тоже закутывается в покрывало — mitpahat — длинный платок; в первую очередь, конечно, для того чтобы ее никто не узнал по дороге, но также из скромности, прикрывая сияние своей чистоты и красоты. В этом покрывале она проводит ночь у ног Вооза и в нем остается на рассвете, о чем мы узнаем из слов Вооза: возьми покрывало что на тебе. Только тогда она снимает его, и Вооз насыпает в него хлеб (Руфь 3:15). Итак, в глазах Иуды Фамарь предстает как блудница и как смерть. Он принимает ее за блудницу, и он же опасается отдавать за нее сыновей, которые погибают, как только на ней женятся. И ее покрывало передает оба эти смысла. А покрывало Руфи скрывает ее от Вооза, так что он не сразу узнает ее. Но под этим покрывалом скрывается продолжение рода Вооза и дающий жизнь хлеб.
Итак, мы видим, как в Ветхом завете покрывало может означать свет и тьму, невесту и блудницу, Богообщение, т.е. жизнь, и смерть.
Интерпретация покрывала в Новом Завете
Новый Завет тоже помнит о покрывале, скрывавшем сияние Моисеева лица. Павел сложно метафорически толкует его:
«Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит. Если же служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево по причине славы лица его преходящей, то не гораздо ли более должно быть славно служение духа? Ибо если служение осуждения славно, то тем паче изобилует славою служение оправдания. То прославленное даже не оказывается славным с сей стороны, по причине преимущественной славы последующего. Ибо, если преходящее славно, тем более славно пребывающее.
Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего. Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается. Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2Кор 3: 6-18).
В этом отрывке содержится ряд очень разных и важных смыслов. Наиболее известный и часто обсуждаемый — разница между Ветхим и Новым Заветом и в дальнейшем — между иудаизмом и христианством. На сердцах иудеев, когда они читают Писание, лежит покрывало, и поэтому они не принимают Иисуса как Господа. Я не буду сейчас касаться этой темы, достаточно разработанной в современном богословии. Для понимания мысли Владыки мне представляется более важным аспект сияния, света в диалектике апостола Павла. И наконец, самым важным — его лаконичное и категоричное утверждение, что покрывало снимается Христом.
Итак, Моисей принес людям скрижали Десятисловия, Закон, написанный на камне, т.е. Закон низшего порядка по сравнению с откровением Евангелия. Тем не менее, говорит Павел, лицо его так сияло, что вынести этого было нельзя. Т.е. даже этот неполный свет сияния Божественной славы невыносим для человека, и из милосердия Моисей должен был скрывать его, чтобы, как удивительно говорит Павел, они не смотрели на конец преходящего, т.е. как сказал бы Ницше, не умерли бы от истины. Однако Моисей положил покрывало на лицо, а у людей оно лежит на сердце. Это лежащее на сердце при чтении Писания покрывало не дает им найти в Писании Христа. А Он там есть, Павел не сомневается в этом. Если Он не полностью присутствует в предписаниях Закона, то в словах Пророков Он точно есть. Что такое это покрывало: непонимание? Темнота? Нет. Если бы это было так просто, люди сами сбросили бы покрывало. Человек может думать, учиться, толковать, узнавать и сам снять со своего сердца покров неведения. Как мне представляется, Павел предполагает, что это покрывало — иллюзия. Покрывало Моисея скрывало сияние, но ничего не искажало. Покрывало, лежащее на сердцах людей сейчас, когда они читают Писание, заменяет сияние Христовой истины каким-то другим иллюзорным сиянием Закона, говорит Павел, неполным, жалким, опасным. Я думаю, если перенестись в наше время, то с нами дело обстоит хуже. Не то неполное сияние Ветхого Завета, просветившее лицо Моисея, лежит на наших сердцах, а иллюзия христианства, заслоняющая от нас Самого Христа. Иначе люди, истребляющие великое христианское искусство, не смели бы называть себя христианами.
Теперь, продолжает апостол Павел, Христос снял покрывало, и люди обращаются к Господу. Если следовать логике предыдущего рассуждения апостола, они, с одной стороны, лишены спасительного покрова, а с другой стороны, взирая на гораздо более сильный свет, чем был свет Закона, должны бы испепелиться. Однако этого не происходит. Павел не разъясняет этого, но в последней фразе нашего отрывка произносит таинственное слово: «открытым лицом, как в зеркале katoptrizomenoi».
По-видимому, картина такая: Христос снял покрывало, и человек смотрит на Христа, но смотрит он через зеркало, т.е. он видит в зеркале себя, и в себе — отраженного Христа. Т.е. он видит ясно, Христос и сияние Его славы не закрыты от него покрывалом, но видит отраженный свет. Похожий образ встречается в Тринадцатой Оде Соломона: «Господь есть наше зеркало! Откройте глаза и увидьте себя в Нем. Познайте, каковы ваши лица и воздайте хвалу Его Духу». Я вовсе не утверждаю, что мое понимание этих слов Павла единственное или верное. Как известно, апостола Павла понял только один человек и тот — неправильно. Но мне кажется, что в связи с диалектикой света и покрывала такое понимание уместно. Я думаю, что за словами апостола Павла стоит личный опыт. По дороге в Дамаск его осиял свет, открывшийся непосредственно. Он увидел сияние вечной жизни не на лице другого человека, и он слышал голос Христа не при чтении слов Евангелия. От этого, как мы все помним, он ослеп. А говоря символически, даже умер: «три дня он не видел, и не ел, и не пил» (Деян 9:3-9). А из этого состояния слепоты и смерти, умирания со Христом его вывел к жизни во Христе другой человек, ученик по имени Анания, ничем больше не прославившийся, обычный человек, брат. И теперь, спустя много лет, воскресший и облекшийся во Христа Павел говорит коринфянам, что, «взирая на славу Господню, они тоже преображаются из славы в славу». Он призывает их стать участниками света Преображения.
Толкование владыки Антония
Как я уже говорила, владыка часто в своих беседах и проповедях обращался к образу Моисея. Я бы даже позволила себе сказать, что он любил его. Он пересказывал эпизоды из его народного жития или из дивного мидраша про лисичку, с которой Моисей делил предназначенное Богу молоко. Есть у владыки и слова о том, что Моисей — это прообраз Христа. Но на мой взгляд, самое важное, это рассуждения владыки о покрывале, потому что они связывают откровение на Синае с откровением на Фаворе.
В проповеди на Преображение[3] владыка говорит о двух возможностях приобщения к Божественной славе. Моисей поднявшись на Синай, увидел Божественную славу и был, по удивительному выражению владыки, обдан Божественным светом, и Свет засиял на нем так, что Моисей был вынужден закрывать лицо покрывалом. Это не был его собственный свет, но встреча Моисея со светом Божиим была непосредственной, и это непосредственное воздействие сделало его лицо сияющим. И Христос засиял на Фаворе тем самым Божественным светом, который когда-то осветил Моисея. Но ситуация иная, подчеркивает Владыка: это Его собственный свет, Он Сам есть Свет. Преображение Христа не означает, что Христос изменился, обрел что-то, чего у Него не было. Напротив, Он открылся ученикам в этот миг таким, каков Он на самом деле. И по милости Божией, ученики не умерли, но приобщились к этому нетварному Божественному свету в той мере, в какой это может человек. Все мы помним слова тропаря Преображения – «якоже можаху».
Итак, мы видим, что владыка видит два пути приобщения к Божественной реальности. Первый, это встреча без покрывала и без зеркала. Человек получает непосредственный опыт Бога, и сам становится Неопалимой купиной, как мученик, или начинает сиять светом святости. Таков, безусловно, опыт самого владыки. Мы помним его рассказ об этом и помним его слова, что встреча со Христом испепелила в нем все. В этом смысле его опыт подобен опыту Моисея и апостола Павла. Другой опыт получают на Фаворе ученики, которым хорошо. Их состояние описывается словами: не зная, что говорил (Лк 9:33). Как в момент острой влюбленности, они не знают ни что с ними, ни где они: они не хотят, чтобы это кончалось, они не хотят отсюда уходить.
Мы видим, что это сильное переживание, радикальный опыт, но он не убивает человека. Именно это имеет в виду апостол Павел, говоря об отражении о зеркале. Благодаря тому, что Христос в полноте Своей не только Бог, но и Человек, и они любят этого Человека, они могут вынести созерцание Его Божественного света. Однако владыка говорит, что с нами чаще бывает не так. «Но более часто опыт веры дается нам через человека или через человеческую общину, то есть через отдельного человека или через жизнь, облик человеческой группы. Я вам дам один или два примера. Когда Моисей сошел с Синайской горы после встречи лицом к лицу со славой Божией, его лицо так сияло, что люди не могли вынести и ему пришлось закрыть свое лицо полотном (Исх 34:33-35). Подобные рассказы мы встречаем и в других местах»[4]. Здесь владыка интерпретирует покрывало совершенно новым и неожиданным образом. Это покрывало — община. Это покрывало — другие люди, верящие в Христа. Они могут оказаться покрывалом прозрачным или непрозрачным, но очень тонким, через которое все видно, а могут оказаться плотной, темной тряпкой, через которую свет Христов не просвечивает. Это высказывание владыки поражает.
Но Владыка идет дальше. Он показывает, что церковная евхаристическая община может быть не только покрывалом, даже прозрачным, светоносным; она может быть самим сиянием. «Я хочу сказать еще два слова о причащении с другой точки зрения. На Синайской горе Моисею не было дано видеть Бога лицом к лицу, ему было только дано войти в славу Божию, и Бог как бы прошел мимо, и этого видения было достаточно, чтобы лицо Моисея так воссияло, что люди не могли вынести этого излучения Божественного присутствия: Моисей закрывал лицо покрывалом, потому что люди не могли смотреть на него (Исх 34:33-35). Приобщаясь Святых Таин, мы получаем больше, чем Моисей, который только увидел как бы проходящего мимо него Бога, — а как редко замечают в нас какое-то сияние! И над этим мы должны задумываться, потому что не Бог виноват в этом, а наша поверхностность, наша неспособность воспринять и удержать это чудо»[5].
К приобщению Святых Таин призван каждый член Церкви, и это означает в толковании владыки, что в последней глубине двух опытов нет. Человек приходит в Церковь, потому что он прочел Евангелие, потому что он увидел на лице другого человека сияние вечной жизни, потому что его позвали, потому что он находится во власти какой-либо иллюзии о том, что Церковь и Христос могут быть ему зачем-то нужны или полезны. Затем он сам становится членом общины, частью покрывала на лице Моисея, и начинает пусть не видеть, но ощущать это сияние. И наконец, он становится членом евхаристической общины, он причащается, и тогда он сам становится Моисеем, учениками на Фаворе, апостолом Павлом на пути в Дамаск. Он обретает Неприступный свет.
Здесь я закончу свои необязательные рассуждения. Название нашей конференции с помощью союза «и» связывает богословие и реальность — реальность прежде всего опыта Богообщения и опыта человекообщения в Церкви. В контексте этого опыта всякое богословие, все слова о Боге представляют собой покрывало. Будем надеяться, что защищающее, а не скрывающее.
Ответы на вопросы
Протодьякон Петр Скорер: Когда на погребении лицо священника или архиерея покрывают платом – это тоже связано со сказанным Вами?
А.И.Шмаина-Великанова: Я думаю, да. Владыка Василий в слове на похоронах владыки Антония говорил о покрывале, которым накрыли лицо усопшего владыки, уподобив его завесе, висевшей в Святая Святых. По еврейскому преданию на этом покрывале, которого никто никогда не видел, на внешней стороне, которую раз в году мельком видел первосвященник, было изображено, вышито, все то, что уже было. А на внутренней стороне, которую не видел никто и никогда, было вышито все, что будет. Владыка Василий тогда сказал, что наш владыка перешел из того, где с ним все произошло, туда, где мы не знаем, что будет, куда мы не можем за ним последовать. И поэтому его лицо накрывают. Я ничего лучше, чем он сказал, придумать не могу.
М.А.Ковалев: Спасибо за прекрасный анализ текста, тем более, в контексте проповедей митрополита Антония. Вопрос такой: можно ли говорить о «воцерковлении» этого мифологического образа покрывала, которое встречается в Ветхом Завете, в ранних представлениях древневосточных учений, в богословии апостола Павла? Как это часто бывало, он каким-то образам Римской империи, имперскому культу придавал христианский смысл.
А.И.Шмаина-Великанова: Конечно, я совершенно с Вами согласна – это культурное воцерковление. Апостол Павел, например, пользуется словом, которое сейчас нам большей частью известно из послания к Ефесянам – anakefalaisis, – а тогда было известно каждому человеку, потому что означало «оглавление, содержание книги или списка». Он пользуется этим общеизвестным в то время словом для того, чтобы всю историю человечества представить себе как книгу, которая заключается под главой – Христом. Это его постоянное занятие, и Вы абсолютно точно это уловили.
Вопрос из зала: Я хотел бы в связи с разговором о покрывале, сослаться на мифолога Ариеля Галана, который изучал наше Закавказье. Археолог и мифолог, он считал, что расшифровал 70% неолитических символов. Среди прочего, в своей книге «Символ и миф» он говорит о более древней, чем библейская, традиции, связанной с покрывалом, – о взгляде неолитической богини, которая убивает. Она – рождающая и убивающая неолитическая богиня. Отсюда он прослеживает традицию женского покрывала, связанную с этим убивающим, травмирующим, опасным взглядом женщины и многочисленные сказания о покрывалах, которые фигурируют в восточном фольклоре. Это традиция, уходящая в добиблейские времена. Я не знаю, как это связать с Вашими рассуждениями. Или, может быть, рассуждения Ариеля Галана недостоверны или произвольны.
На мой взгляд, книга его представляет, чрезвычайный интерес и ценность, при огромном количестве опасных импровизаций. Еще одно обстоятельство. Рога Моисеевы Вы связываете с двойным прочтением слова «сияние». Но опять-таки, существует древнейшая традиция, которая бесспорна, – это сакральный образ рогов, который мы встречаем в Вавилоне и вплоть до немецкой каски Первой мировой войны.
А.И.Шмаина-Великанова: Что касается Галана, у меня очень двойственное чувство. Я сама фантазирую и люблю других фантазеров, но должна быть какая-то грань или критика со стороны, чтобы человек понимал, что, когда он строит такой вигвам доказательств, он может обрушиться ему на голову. Тем не менее, я думаю, что покрывало богини, или Медуза, или отражающее зеркало Персея – все это, безусловно, есть. Вероятно, я неотчетливо это выразила в докладе, говоря о Фамари, о покрывале женщины, которое скрывает ее смертоносность. И, конечно, Фамарь связана с древними хананейскими добиблейскими культами – тем не менее, определенное осмысление этого имеется в Ветхом Завете, а потом и в Новом. Я считаю, что, если бы у этого не было никакой связи с фольклором и с архетипическим мифологическим мышлением, мы бы не поняли этих слов. Это общий наш тезаурус. И в этом смысле – что мы, что апостол Павел. Это язык образов.
Что касается рогов, с одной стороны, это верно, но с другой стороны, существует словарный смысл. И, конечно, автор Исхода, который жил все-таки не в XV, а в V или VI веке до нашей эры, не думал, что у Моисея выросли рога. Действительно, пиктографические изображения говорят нам об этом, и в этом очень раннем истоке это не омоним, а многозначность. И рога, и лучи представляют собой в той традиции, в той мифологической интерпретации мужской половой орган. Это плодородное солнце. Поэтому и в добиблейской, и в библейской поэзии «возвысить рог» означает «быть мощным и плодотворным». Однако на каком-то этапе эти значения расщепляются. И мы должны все-таки учитывать, что имел в виду автор. Автор имел в виду, что лицо его сияло, а не рога. Хотя это верно, что таков этот очень далекий мифологический исток.
Амаль Дибо: Я бы хотела обратиться к книге Бытия. Адам и Ева были наги. И после того, как они ослушались Бога, они покрыли себя одеждой. И мне кажется, что рога Моисея – это как корона, как признак его царственности. Возможно ли такое понимание?
А.И.Шмаина-Великанова: Это, конечно, замечательный образ, но что касается покрывала, которое сшил Бог, именно Сам сшил в качестве портного Адаму и Еве – это очень интересный вопрос. И текстологический, и богословский, и мифологический, поскольку сказано, что Он сшил им «бегет ор» – т.е. «покрывала кожаные». Однако это слово представляет собой точный омоним слову «свет». Существуют древние богословские, особенно гностические, спекуляции, что сначала эти одежды были световыми, а затем, когда они спустились, стали кожаными, не пропускающими свет. Но несомненно, и в том, и в другом случае речь идет о подлинных покрывалах. Они стали смертны, и им необходимы стали покрывала по причине их полной уязвимости. Покрывало, о котором говорит апостол Павел и о котором потом так страшно говорит владыка, – это покрывало иллюзий, это совершенно ненужное покрывало.
Вопрос из зала: Мне тоже вспомнились фиговые листочки, которыми после грехопадения люди пытались закрыться от того света, которым пронизывал их Господь. Вспоминается Адам, который скрывается в тени сада. Здесь в контексте предыдущего доклада мне видится вопрос о духовной болезни. Если сам по себе дух болеть не может, то может быть как раз такого рода расстройства, когда человек отпадает от Бога и возникает желание скрыться от Него, желание построить свой автономный мир, где бы он сам был себе богом, сам себе на уме, обладал бы полной автономией и полной независимостью. В этом смысле, возможно, то покрывало, которое отделяет человека от Бога и позволяет ему некоторым образом сохраниться в этой автономии, т.е. отделяет человека от жизни.
Абсолютная реальность – это только Сам Бог. И чем дальше мы уходим от этой реальности, тем дальше мы уходим от Бога. Здесь как раз видение себя как некоего другого и невидение в себе Бога и есть тот самый страх, который мотивирует это покрывало натянуть на себя и закрыться понадежнее. Когда Павел слепнет и потом возвращается к жизни в другом качестве – «не я живу, но живет во мне Христос» – он перестает быть автономным. Может быть, из страха потерять эту автономию, потерять себя, свое эго, которое умирает, и возникает это желание накрыться покрывалом. А еще мне вспомнился замечательный стих Сергея Сергеевича Аверинцева про замысел коварных врагов – он его распутывает и в конце концов видит себя самого.
А.И.Шмаина-Великанова: Спасибо. Вы очень верно и глубоко говорите, но мне хотелось бы разделить несколько тем в Вашем обширном вопросе. Во-первых, о духовной болезни, которая представляет собой покрывало. Я совершенно согласна с Вами, но мне кажется, что это не только автономия, но и именно иллюзия, которая загораживает. Поэтому я не могла полностью согласиться с Борисом Аркадьевичем, но когда он сказал, что галопередол совершенно не помог бы ни Эйхману, ни Берии стать совестливыми, то я с ним согласилась. Я думала о духовной болезни человечества, а не отдельной личности.
У отдельной личности она может выражаться в том, что передоверяет свою суверенную совесть какой-то высшей инстанции, партии, мафии. И при этом человек остается как бы здоров. Но он целиком в плену иллюзии, потому что он поставил идола на то место, где был Бог. Если мы вспомним высказывания всех этих людей, а они охотно давали показания, поэтому мы от них знаем, что они говорили. Они говорили, что они были винтики. Говорят, что когда Якира вели на расстрел, он кричал: «Да здравствует товарищ Сталин!». Это говорит о создании идола, которому человек отдает все. Это больше, чем покрывало. Это черная непроницаемая стена, лежащая на сердце человека, который не слышит голоса Бога, т.е. совести, звучащей в его сердце. Не его дело слушать это, это слушают вышестоящие товарищи. Таким образом оказывается возможным то, с чем нам все время приходится иметь дело.
Второе, о чем Вы говорите, мне кажется, шире понятия «покрывало». Это уже как бы одежда, одежда как отделение. Одежда может быть облачением. Принц и нищий. Мы одеваем, например, человека нашей любовью, доверием, облачаем его – как говорится «облечь доверием» – и он сияет. Это благодатное облачение. С другой стороны, есть обнажение как доверие. Человек был един с Богом, и ему не нужна была одежда. А когда он от Него отделился, он стал уязвим и стал Его стыдиться. Также и в человеческой жизни. Когда мы признаем абсолютную ценность другого человека, когда мы так ему доверяем, что готовы ему полностью себя вручить, то это брак – и люди обходятся без одежды. Так же без одежды ходят маленькие дети, которые полностью доверяют нам. Поэтому, мне кажется, здесь это немного шире. Это вопрос о безусловном принятии человека, Христа, Бога. Тогда облачение не нужно.
Ю.Штонда: Меня очень поразил образ владыки Антония – общины как покрывала. С одной стороны, оно может быть прозрачным покрывалом, с другой стороны – некой тряпкой, темным покрывалом. Правильно ли я понимаю, что это можно понимать как образ христианского свидетельства? Так же, как в другом месте Писания, в Евангелии от Матфея, говорится: «если свет, который есть в тебе, тьма, то какова же тьма» – т.е. если община не являет свет Христов, то, значит, она не служит Ему, ее свет оказывается тьмой.
А.И.Шмаина-Великанова: Я то же, как и Вы, была совершенно поражена этими словами владыки и долго старалась их осмыслить – «община как покрывало». И потом мне вспомнился рассказ одной замечательной женщины, как она пришла в свою общину, полная мыслей и богатая внутренним опытом и предложениями, и ей сказали: «Ой, как было хорошо и тихо, пока ты не пришла». В данном случае эта община, с которой человек был связан многими нитями, была тряпкой, которую кладут на огонь, чтобы он погас. Община пыталась загасить ту любовь Христову, которая была принесена. С другой стороны, мы знаем, что иногда крошечной, беспомощной, разрушаемой общине дано привлекать к себе людей.
Мы знаем удивительный, потрясающий факт, что община в Заостровье сохраняется, хотя вся мощь репрессивного аппарата Русской Православной Церкви была обрушена на нее. И мы видим, как сияет это покрывало, сквозь которое виден Христос, идущий на Голгофу. Можно привести много других примеров. Я обращусь к самому древнему. Мы знаем, что народ Израиля — это «община свидетельства» на языке Исхода. И мы знаем, что народ Израиля всегда был гоним. Никогда не было в истории такого периода, когда бы евреев не убивали или, во всяком случае, не унижали и не преследовали. Тем не менее, посмотрите – мы есть. Это говорит о том, что гонимая община может привлекать к себе. Истребляемое, разрываемое покрывало может быть привлекательно в глазах людей больше, чем красный с золотом занавес на сцене Большого театра.
[1] В синодальном переводе (Быт 24:64): «…и спустилась с верблюда» – прим. ред.
[2] Франц. – удар молнии.
[3] Митрополит Антоний Сурожский. Труды. М., «Практика», 2002, т. 1, С. 971-972.
[4] Митрополит Антоний Сурожский. Труды. М., «Практика», 2007, т. 2, С.174.
[5] Там же, С. 475.