Рождественское говение

Мы сейчас снова собрались у преддверия Рождества Христова для того, чтобы провести один день в говении. «Говение» по-славянски значит «внимание». Благоговение – это то состояние души, когда все внимание обращено на единственное благое – на Живого Бога, на Его закон, на Его пути, на людей, которых Он любит, на судьбы мира. И вот наше сегодняшнее говение – это один день, в течение которого мы хотим быть внимательны, внимательны до конца, внимательны со всей правдой, которая живет в наших душах. Быть внимательными в обычной человеческой жизни, в светских отношениях, это то состояние, когда человек прислушивается, вглядывается в другого с тем, чтобы предупредить всякое его желание, предотвратить всякое несчастье. Когда перед нами человек больной, увечный, пожилой, внимание заключается в том, чтобы предвидеть то, что может случиться опасного для него, оно заключается в том, чтобы очень чутким сердцем и умом улавливать то, чего он не смеет иногда сказать по скромности, по застенчивости или просто по бережливости к нам, не желая требовать от нас большего, чем мы готовы дать. И вот эти черты присущи и всякому говению, когда мы предстоим перед Богом вместе, потому что характерное свойство наших говений здесь в том, что мы не в одиночку приходим к Богу, мы собираемся вместе с тем, чтобы вместе провести один целый день, внимая себе, своей совести, своему сердцу, внимая Богу, что Он нам скажет и в нашем молчании, и в наших словах, и внимая другим с тем, чтобы наша встреча была встречей христиан, т.е. людей, закон жизни которых заключается в том, что им заповедана любовь. Так и проведем этот день – вместе, в сознании того, что во имя Христа мы собрались здесь, собрались здесь для того, чтобы стать лучше – в себе, по отношению к Богу, по отношению друг ко другу; и в течение одного дня попробуем выдержать это внимание.

Внимание всегда предполагает какую-то встречу лицом к лицу и глубокую встречу, чуткую. Первая встреча, которая должна совершиться в течение этого дня, – это встреча каждого из нас с правдой, со своей совестью.

Христос говорит в Евангелии: «Примиряйся с твоим соперником, пока ты еще на пути, как бы он тебя не привел к судье, и судья тебя отдаст истязателям, и не выйдешь ты из тюрьмы, пока не отдашь последней полушки». Отцы Церкви, истолковывая это место, подчеркивали, что противник, соперник, с которым мы должны примириться – это не дьявол, это не враг. С дьяволом примирения нет, с силами тьмы не может быть уговора. Этот соперник, который в течение всей жизни идет в ногу с нами, ни днем ни ночью не отстает, который свидетель всему тому, что мы делаем, знает каждую нашу мысль, каждое наше чувство, который сознает зарождение добра и зла в нас, когда мы еще ни добра, ни зла не приметили в том состоянии отуманенности сердца и ума, которое нам обычно, этот соперник – наша совесть, которая в течение всей нашей жизни, всего пути людского с нами спорит о правде и о неправде, не дает нам покоя, не дает нам отдыха, который мы так часто стараемся удалить, которого мы стараемся не слышать, с которым мы стараемся войти в сделку и, который ни в какие сделки не входит, который пощады не знает, который является может быть тем мечом правды, света, истины, о котором Христос сказал, что Он принес в мир не мир, но меч для разделения от света и тьмы, добра и зла, правды и неправды, тот обоюдоострый меч, о котором Апостол Павел говорит, что он проникает до разделения души и духа, мозгов и костей; меч, который не допускает никого смешения между правдой и неправдой, тьмой и светом, который не знает ложной, временной жалости, за которой последует длительное, а может и вечное, бесплодное сожаление. И вот с этим нашим соперником, который всю жизнь идет вместе с нами, который все знает, который является в нас свидетелем Божиим, рано или поздно мы станем перед судом, и тогда совесть наша станет перед Господом и обличит нас. Об этом нас предупреждают приточные слова Христовы: «Примиритесь с вашим соперником, пока вы еще на пути».

И вот такое однодневное говение и является моментом, когда мы должны стать лицом к лицу с нашей совестью, поставить нашей совести необычайный для нас вопрос: что ты скажешь обо мне?.. Большей частью совесть говорит, а мы умоляем и уговариваем нашу совесть не быть такой жесткой, беспощадной, твердой, требовательной. В течение говения мы должны стать и сказать: говори правду, говори без обиняков, говори без пощады, говори со всей резкостью, со всей неумолительной, ослепительной резкостью судов Божьих, все скажи. Я готов, я готова стоять на суде. Это – первая встреча, и эта встреча может совершиться только в глубоком молчании, когда мы прислушиваемся к тому, что говорит Господь совестью нашей, живым Его органом в нас.

И поэтому значительная часть говения должна проходить в тишине, когда человек просто пребывает с самим собой, молча, прислушиваясь, как бы движась через воспоминания, которые клубятся в нем, воспринимая, что из его глубин вдруг или постепенно начнет вырастать, какие очертания примет он сам перед своими глазами, когда постепенно станет реже и реже туман, и свет Божий придаст нашему внутреннему миру, нашему прошлому не те обычные очертания, к которым мы привыкли, а новые очертания, новые тем, что это будет видение нас самих, нашей жизни, прошлого, настоящего, наших отношений с людьми, с Богом, с самими собой, какими все это видит Господь.

Вторая встреча такого говения – с самим Господом в молитве, в той радости встречи с Ним, которая неминуемо, непременно совершается, когда двое или трое собраны в Его имя, когда двое или трое собрались, чтобы Он одержал над ними победу, когда двое или трое собрались для того, чтобы дать друг другу повод, возможность, силы, вдохновение, зрячесть, которые позволяют молить Бога о том, чтобы любой ценой была одержана победа именно Им и над нами, ни над кем другим.

Мне вспоминается рассказ одного юноши, который глубокой ночью шел по дороге, размышляя о себе, о Боге, и вдруг его охватила такая любовь к Богу, любовь благоговейная, преданная, серьезная, ответственная любовь, что он стал на колени посреди дороги и сказал: «Господи, победи! И если для Твоей победы нужно, чтобы я был уничтожен, пусть я буду уничтожен, но только да будет победа Твоя». Мы не всегда и не легко можем сказать такое слово, потому что страшно. Делается очень страшно от мысли, что ничто нечистое не войдет в Царство Божие, и что мы должны сделать выбор и делать его ежечасно, делать его каждое мгновение между Богом и Его противником, между светом и между тьмой, между правдой и неправдой, между добром и злом. И делая этот выбор, мы именно боремся за то, чтобы либо Бог, либо противник победил, третьего пути нет. «Кто со Мной не собирает, тот расточает», говорит Господь. Нет третьего пути, нет иного выбора, мы или собираем, или расточаем, или строим Царство Божие, т.е. Царство любви, тот град человеческий, где царствует, животворит, приобщает к Божественному ликованию жизни Божественная же любовь, или мы это Царство низвергаем, и не в великих вещах, а в самых малых. Каждое слово может быть разрушительно, малейшее действие может быть губительно в этом смысле. Но речь идет не о том, как мы можем поплатиться за нашу неправду, речь идет о том, если только мы думаем в категориях любви, чувствуем в категориях любви, живем в этих категориях, речь не идет о том, как бы спастись от Суда, а – как бы не обмануть надежду Божью, как бы не ответить на Его любовь холодностью, бесчувствием, неблагодарностью.

И вот в этом отношении, в течение говения, мы можем себе поставить этот именно вопрос: кто для кого? как я рассматриваю жизнь? существую ли я в своих глазах, в своем сознании, своих волеизъявлениях, существую ли я для любви, чтобы вокруг меня и людям было хорошо, и Богу была радость, или живу я так, что и люди и Бог должны мне служить, чтобы моя греховная, самозамкнутая радость совершилась? И в течении говения мы можем стать перед Богом и поставить себе этот вопрос – Он ли мне прислужник, раб, или я Ему друг? Как я отвечаю теперь, как я отвечал в течение прошлых лет своей жизни Христу, как я отзывался на Его образ, на эту историческую реальность воплощенной Божественной любви, пронзенной гвоздьми, прободенной в ребро, раненой терновым венцом, отягченной крестоношением, умученной страшной Гефсиманской ночью, умирающей в совершенной, полной богооставленности, ради меня лично? С чем стою я перед этим образом Божиим? Неужели только с минутным изумлением или с непродолжительной благодарностью, с проблеском умиления? Или же стою я иначе, раз пораженный в сердце тем, что я видел, уже не способным видеть жизнь, мир, людей иначе как через это видение, т.е. таким серьезным, таким значительным, таким решающим видеть мир, что уже делается невозможным играть в жизнь, а можно только жить ответственно. А «ответственно» значит две вещи: с одной стороны, с сознанием того, что нет ни слова, ни поступка, ни мысли, ни чувства, никакого движения в нас души или тела, которые не станут перед нами в день Суда так, что нам придется ответить: как ты мог, как ты могла это допустить себе? И с другой стороны, слово «ответственность» очень близко к слову «отзывчивость». Ответственность связана с нашей способностью отзываться, отвечать на жизнь, давать ответ на ее вопросы, на ее требования. Это другого рода ответственность, она проходит уже не непосредственно между человеком и Богом, человеком и его совестью. Это отзывчивость, которая за собой повлечет и ответственность, проходит большей частью, почти все время, через людей и, во всяком случае, через обстоятельства.

И вот ставится перед нами еще вопрос: каков я по отношению к людям? кто я среди людей? И вот почему так важно говеть вместе, потому что собираются люди не по сговору между собой, а по влечению сердца, собираются люди, которые не преднамеревались встретить друг друга, а хотят ожить силой Божией, судом совести. И поэтому мы можем оглянуться друг на друга и подумать: сколько лет я живу в этой среде людей и что я в нее внес? Если мы оглянемся и увидим, что среди нас есть два-три лица, которые нам только знакомы, которые мы мимолетным взором уловили в храме, и что мы не знаем ни имени этого человека, ни голоса его, ничего о нем не знаем, это в малом дает нам картину о том, как мы относимся вообще к людям, – что можно приходить в храм, можно погрузиться в тайну Божественной любви, можно просить Бога о том, чтобы эта Божественная любовь снизошла бы к нам прощением, очищением, радостью, чудесами исцелений, утешения, дарами нужными, а порой и не совсем нужными для жизни, что мы можем стоять перед этой любовью, увидеть человека и пройти мимо, – значит, и мы прошли мимо любви. Если оглянемся и увидим людей, с которыми долгое знакомство было борьбой, мучительной, трудной, но борьбой, (кассета перевернута) где сохранена любовь, борьбой человеческой немощи при горении духа, тогда можем мы себе поставить вопрос о том: неужели мы способны, мы готовы на то, чтобы во всем, все время побеждала немощь и никогда не побеждало это горение духа? Неужели мы не можем сказать себе самому со своей слабостью: «Отойди от меня, сатана, ты стоишь на пути», и забыть себя, отвергнуть себя, взглянуть на себя с нетерпением, сказав: уйди же с дороги, как ты надоел мне, как ты мне надоела! Я не могу жить, вглядываясь в свои черты, в свою жизнь, я хочу жить, забыв себя. Отойди всякая память обо мне самом, отойди от меня себялюбие, тщеславие, самолюбие, все те свойства, которые меня делают средоточием моего собственного внимания, меня ставят в центр жизни, когда мне там места нет.

Можно поставить себе вопрос и том, как думают обо мне люди. Многое нам открывается в том, что люди думают о нас. Они не всегда правы, но у них всегда есть повод и причина к тому, чтобы думать и доброе о нас, и недоброе. Порой они думают о нас доброе, потому что мы осторожны, не раскрываем свою душу перед ними, не даем им видеть себя самих, как мы есть, порой думают они злое о нас, неверно судя о нас. В том и в другом случае есть какая-то слепота и неправда в отношениях. И вот это тоже содержание нашего говения . Каждый из нас, если он только обратит несколько внимания на другого, который вот здесь с ним говеет, и поставит себе вопрос о том, как мы связаны с этим человеком, чем, на какой глубине, правдой или неправдой, в Боге или вне Его, может многое о своей душе и о своей жизни узнать. Это все не сложное испытание совести, это не требует бесконечных анализов и рассуждений, стоит только с внутренней правдивостью взглянуть на лицо человека и поставить себе вопрос: где я стою по отношению к ним, к нему, к ней, и ответ уже потоком льется из души, если мы только дадим своей совести сказать свое правдивое, беспощадное слово.

У нас целый день впереди. Так редко бывает, что никуда не надо спешить, что ничто не требует нашего внимания, что можно просто быть самим собой, самой собой. Вот используйте эти часы для того, чтобы немножко помолчать, углубиться в себя, послушать свою совесть, вглядеться в свое прошлое, в жизнь, потом встретимся, и пусть встреча будет чем-то настоящим, посмотрим друг на друга, познакомимся по-новому друг со другом. Вам может казаться странным, что после десятков лет совместной приходской жизни можно поставить перед собой вопрос о том, чтобы познакомиться. Вспомните Евангельские рассказы, рассказы о том, как люди, которые встречались и не раз, встречались совершенно по-новому в присутствии Христа. Вспомните Марию Магдалину, как она пришла и омыла ноги Христовы драгоценным нардом. Христос тогда обедал у фарисея, богатого, праведного, чистого человека, клинически чистого человека, который с негодованием подумал: «Если бы этот человек был пророком, он знал бы кто, какова эта женщина, которая прикасается Ему». И Христос прочел его мысль и сказал: «Когда Я пришел к тебе, ты воды не дал, чтобы Мне умыть ноги, эта женщина своими слезами облила Мои ноги. Ты масла не дал, чтобы помазать Мою главу, эта женщина драгоценным смешением помазала Мои ноги. Ты лобзания Мне не дал, когда я вошел в твой дом, эта женщина, с тех пор как она подошла ко Мне, не перестает целовать Мои ноги. И вот Я тебе говорю, Симон, кому прощается мало, тот мало любит, а кому много прощается, тот любит много». После этой встречи разве возможно было Симону так же смотреть на блудницу, как он смотрел на нее до этой встречи в присутствии Христа?

И так в Евангелии мы могли бы прочесть про десятки встреч и людей, которые, может быть, и жили бок о бок, никогда не встретившись, и впервые встретили друг друга, когда они оказались оба в пределах влияния, власти, света, любви Христа Спасителя.

И вот нам дан один-единственный день, какой короткий день, какой страшно короткий день, для того, чтобы перед лицом Христа, в Его присутствии встретиться друг со другом, поставить перед собой вновь, а может быть, впервые вопрос: кто же этот человек, кто эта женщина, кто этот мужчина, которого я знаю десятки лет и о которых я не знаю ничего. Конечно, мы может быть знаем очень много фактов о человеке, а что знаем мы о его сущности, о его глубинах? Так мало. И здесь происходит как раз обратное тому, что должно было бы быть. При настоящей встрече так мало, в общем, нам надо знать друг о друге и так глубоко нам надо знать друг друга. Отец Софроний в своем рассказе о старце Силуане, в начале, говорит, что он его знал годами, а рассказать о событиях его жизни он почти ничего не может, потому что он не того искал в этой встрече. Немногие вехи ему известны, немногие события, которые имеют внутреннее содержание, были ему поведаны старцем, но что ему нужно было знать о старце, это – кто он перед Богом, кто он в Боге. И это ему было открыто многолетним общением. Как это не похоже на то, как мы друг друга знаем. Сколько мы о человеке знаем, как мало мы знаем человека.

И это относится к нам самим тоже. Сколько мы о себе можем рассказать, а приходим на исповедь – ничего о себе сказать не можем. Событий, которые удержались в нашей памяти, врезались в нее, потому что задели наше самолюбие, вызвали чувство обиды, боли – о, таких событий мы могли бы рассказать слишком много. А поведать что-то о тайниках нашей души, сказать перед Богом кто мы, мы находим таким затруднительным. Сколько исповедей начинается словами: «Я не знаю, что сказать» или «не знаю с чего начать». Как странно! Разве мы ничего о себе не знаем, что надо искать, придумывать, выискивать? Разве нет боли в душе и радости в душе, с которой можно начать сразу? Вот содержание моей души в данное время, вот, чем я живу: хочу благодарить Бога, хочу каяться Богу в этом, за это… – и дальше так легко искать тех корней откуда происходят эти состояния.

И вот нам надо научиться, отстранив себя, посмотреть вглубь самого себя и спросить: кто же я, что я такое? Вот, если сейчас придет конец жизни, с чем я стану перед Богом? И опять – не перечень грехов, неправд или наоборот, радостей духовных, а сущности какой-то надо найти, потому что Бог так часто проходит мимо и видит сквозь то, что так поражает наш взор. Петр трижды от Него отрекся, Христос не требовал от него покаяния или признания, Он его спросил: «Любишь ли ты Меня?» потому что Он смотрел в ту глубину, где Он знал, что Петр Его любит; и это – сущность их отношений, остальное – как рябь, как волны на поверхности воды.

Вот сейчас давайте с полчаса проведем тихо в молчании.