Инокиня Маргарита (Хохевауд)

Честный взгляд на вещи

Впервые я буду публично рассказывать об опыте личных встреч с митрополитом Антонием. Я познакомилась с ним в студенческие годы. Как это произошло, я не помню, но я хорошо помню, что он был человеком, который привлекал внимание, поэтому люди прислушивались к тому, что он говорил.

В Амстердаме благодаря еврейским студентам появилась традиция: в декабре, во время Хануки, в португальской синагоге в самом центре довоенного еврейского квартала, студенты устраивали демонстрации в поддержку советских диссидентов, отказников, заключенных ГУЛАГа. Мы внимательно прислушивались к комментариям международной прессы и замечаниям митрополита Антония, который в то время был экзархом Московского Патриарха. Когда стало очевидно, что мировое общественное мнение оказывает огромное влияние на советскую власть, демонстрации заметно усилились. В историческом контексте Нидерландов выглядело особенно безумным и абсолютно несправедливым, что людей сажают в тюрьму за их убеждения и за их веру.

Будучи прихожанкой собора, я никогда не искала встречи с митрополитом Антонием, то есть никогда не пыталась встретиться с ним лично. Конечно, мы были знакомы, и, встречаясь с ним где­то в проходе, я обычно просила его благословения. Так получилось, что первый шаг к личному общению исходил от него. Однажды, когда я думала, что нахожусь в пустом храме, и подошла приложиться к иконе праздника, он вдруг вырос передо мной буквально ниоткуда! Он взял меня за руку, проводил вглубь храма, и там мы сидели и разговаривали.

Для тех, кто знал Владыку, это, конечно, совершенно неудивительно, наоборот, очень похоже на него! Я сперва так и подумала: в этом нет ничего удивительного. Но самое удивительное было не это, а то, что его обращение ко мне, то, как он взял меня за руку и повел в уголок храма, чтобы посидеть и пообщаться со мной, то, как шла наша беседа, — все это было так, как будто я разговаривала со своим отцом, любимым отцом, с которым у меня были очень хорошие отношения и который умер много лет назад! Я думала, что я навсегда это потеряла: эти глубокие взаимоотношения и понимание друг друга, — и в тот самый момент я внезапно их вновь обрела!

Есть несколько случаев из наших бесед, которыми я хотела бы поделиться с вами и которые, можно сказать, оказали большое влияние на мою жизнь. Первый — это рассказ Владыки о том, как в какой­то момент ему было трудно произносить определенную строку из молитвы «Отче наш».  Его подход — быть предельно честным с самим собой — помог мне научиться молиться словами «Да будет воля Твоя». Я поняла, что мне очень трудно произносить эти слова.  Слова «Твоя воля» вызывают множество вопросов: «Откуда я могу знать, что есть Божья воля? Как я могу отличить свою волю от Его воли?» И вот я подумала: как я могу произносить в молитве эти слова, когда я даже не догадываюсь о том, что они означают?! В конце концов, я нашла способ, как можно молиться: я добавила к этим словам еще несколько предложений: «“Да будет воля Твоя” — Господи, как часто я говорю эти слова и по­настоящему не понимаю, что они означают. Прости меня, что я произношу их так. Прошу Тебя, веди меня, Господь, покажи мне Твою волю. Дай мне распознавать волю Твою, и, когда я узнаю ее, молю: дай мне силы и мужество исполнить ее». Так постепенно что­то начало двигаться — как будто вынули пробку; как будто ручей, освобожденный от преграды, снова начал течь, спокойно, но уверенно.

Был человек, которого я сильно не любила. И понятно, что таким образом я не принимала заповедь любить и волю Божью. Как преодолеть это? Здесь я знала, в чем Божья воля, но как исполнить ее? Я рассматривала эту ситуацию с разных сторон, и, в конце концов, я поняла, что даже если я человека не могу любить, я могу по крайней мере желать ему добра, чтобы у него было все хорошо. И так это продолжалось. И в конце концов человек стал мне очень дорог, потому что через него я постепенно училась просто любить. Это постоянно приводило меня ко кресту, а иногда — на крест. Другими словами, это раскрывало для меня радикальность Евангельского слова и бесконечной Божьей любви.

Другой пример связан с советом, как преодолеть тщеславие, который однажды Владыка дал молодой женщине. Она, судя по всему, была очень красива, и ей нравилось рассматривать себя в зеркале. Когда она пришла к Владыке, она, по­видимому, выглядела очень взволнованной и недовольной собой. И Владыка предложил ей каждый раз, когда она смотрит в зеркало и видит, что, к примеру, ее глаза красивы, говорить: «Какие красивые у меня глаза! Боже, благодарю Тебя за то, что Ты подарил мне такие прекрасные глаза, ведь я не сделала ничего, чтобы это заслужить, и прости меня за то, что я делаю такое ужасное выражение на таком прекрасном лице». И Владыка продолжал говорить о том, что мы ничего не знаем о гордыне, но знаем все о тщеславии, и совершенно ничего не знаем о смирении, кроме того, что его нужно достичь. Однако он сказал, что на пути от гордыни к смирению есть убежище — благодарность!

Этот совет я смогла применить на практике в совершенно иных обстоятельствах. Я была очень больна — у меня был вирусный менингит, и сильная головная боль, и боль в спине от старой травмы. Мне тогда было очень трудно сосредоточиться на чем­то. Говорят, что нужно постоянно стараться читать Евангелие, и если у тебя в комнате есть Евангелие, то дьявол останется за порогом, потому что Священное Писание — это написанная словами икона Христа. Поэтому я пыталась читать, но не могла сосредоточиться: прочитав половину предложения, я была вынуждена читать его заново, потому что теряла нить. И я не знала, что мне делать. Тогда я поняла, сколько во мне гордыни, если я полагаю, что я обязательно должна понимать, что я читаю, ведь в Евангелии есть много таинственных мест… Поэтому вместо того, чтобы обращать свое внимание на смысл слов, я начала благодарить Бога за то, что я вообще могла видеть, что я могла распознавать буквы и так далее. Так я усиленно боролась. Прошло много времени, пока я, к собственному удивлению, не поняла: то, что я читала, так или иначе впиталось, и я могла вспомнить отрывки, которые до этого были для меня непонятны.

Постепенно этот подход проявлялся и в других ситуациях. Недалеко от станции в центре Лондона, где я всегда садилась на поезд домой, была церковь. Иногда, когда я опаздывала на поезд и мне приходилось ждать полчаса, я заходила в нее, можно сказать, чтобы «скоротать время», пытаясь превратить это в молитву. Часто бывало очень трудно сосредоточиться из­за ужасного шума на улице, который создавали автомобили, сирены «скорой помощи», пожарных машин, полиции, демонстрации — чего только не было слышно. И сначала я думала, что все это мешало МНЕ молиться, МНЕ быть в тишине. Но после того как я попробовала применить принцип благодарения к чтению и пониманию, я начала использовать его, чтобы научиться пребывать в тишине. Сначала я стала благодарить за то, что у меня есть слух, ведь я осознавала: если бы я действительно была глуха, как бы мне хотелось услышать этот шум машин, сирены и другие звуки! Потом, постепенно, я поняла, что сирены — это не то, что вмешивается в мою молитву, это скорее сигнал для того, чтобы молиться, и молиться еще усерднее: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй…» — а потом вместо «мя грешнаго», добавлять: «тех, с кем случилось это несчастье». Ведь очевидно, что сирены говорят о том, что произошло нечто серьезное.

На работе молитва­благодарение глубоко повлияла на мои отношения с коллегами. Среди них были очень милые люди, с которыми было легко общаться, но не все. Как это изменить? Я начала ходить в соседнюю церковь в обеденное время и молилась там около десяти минут — столько, сколько у меня было времени. И опять­таки: я благодарила Бога за своих коллег, и в особенности за тех, кого мне было труднее любить. Потом я молилась коротко Иисусовой молитвой и заканчивала «помилуй такого­то и того­то», и повторяла так три раза в честь Святой Троицы. Так постепенно, ненавязчиво Иисусова молитва и Благодарение начали пронизывать  мою жизнь; через них менялись и мои отношения с окружающими людьми.

Я не знала, что, оказывается, были люди, которых притягивало мое рабочее место — они сидели за моим столом, когда у меня были выходные или даже когда я уходила на обеденный перерыв. У меня на столе была фотография Владыки, которая располагалась в самом укромном месте и была видна только с моего стула. Оказывается, мои коллеги любили смотреть на нее! Я же и не подозревала об этом! Более того, я сильно сердилась, если заставала кого­то за своим столом, кто вставал при виде меня. А получилось, что они видели там нечто прекрасное и успокаивающее! Они думали, что мой рабочий стол — самое успокаивающее место, и каждый хотел иногда посидеть там! Они признались в этом, когда я ушла из компании и зашла забрать документы. И я была удивлена. У меня не было с собой ничего, кроме открытки с изображением св. Серафима, молящегося на камне, и я предложила им взять ее, потому что она словно излучала свет и покой. Примерно через год я узнала, что она все еще там и мои бывшие коллеги приходят и смотрят на нее, когда у них трудности или суета внутри, и эта икона успокаивает и вдохновляет их.

О монашестве

Я бы хотела начать с того, что многие считают, — не знаю, как в России, но в Великобритании точно (потому что мне многие об этом говорили), — что Владыка плохо относился к монашескому образу жизни, более того, что он был против него! Он знал, что так говорят, но мне он говорил, что это неправда. Он говорил, что его всегда огорчало, что в епархии нет монастыря. Он также признавал, что может быть призвание к уединенной жизни, и очевидно, он никогда не исключал такой возможности, и те, у кого действительно было призвание к этому пути, находили поддержку и благословение «под его омофором».

Он сам был отшельником, жил в келье рядом с церковью. Мы знаем, что он стал монахом во Франции, где в то время не было православных монастырей как таковых. Кроме того, поскольку умер его отец, он должен был заботиться о своей матери и бабушке. В монастыре находишься в послушании у своего духовника; ему было сказано находиться в послушании у бабушки и матери.

Мы говорили с ним о христианской жизни, о том, есть ли различие между монахом и мирянином, и если есть, в чем оно заключается. Я думаю, что суть нашей беседы могут передать следующие слова из введения к «Отцам пустыни»: «Конечно, в христианской жизни может быть два пути — мирской и монашеский. Оба пути, однако, хотя и ведут разными маршрутами, стремятся к одной цели. Что касается добродетельной жизни, пренебрежения миром, нищеты духа, любви к кресту, — условия одинаковы. Разница только одна: монахи связаны обетами и правилами, к ним предъявлены более строгие требования совершенства, чем к живущим в миру». Другими словами, у монаха и у мирянина один и тот же образ жизни, им было проповедано одно и то же Евангелие, потому что Бог не заповедал ничего, кроме любви, и не запрещал ничего, кроме эгоизма, — в этом смысле разницы нет, нет различия.

И вот, когда мы слушаем и изучаем наследие митрополита Антония, мы видим, что оно пропитано глубоким пониманием того, что мы, каждый из нас: от Патриарха, священника, монаха до любого верующего мирянина, — призваны жить по Евангелию там, где мы есть, там, где Господь нас призвал, в нашей ежедневной жизни. Поэтому, я надеюсь, вас не удивит тот факт, что не существует корпуса текстов митрополита Антония, посвященных монашеству. Это не значит, что он ничего об этом не говорил. Он высоко ценил монашеский путь. Я хочу еще раз подчеркнуть это, не соглашаясь с теми, кто думает, что он был против. Он несколько раз говорил о полном отречении от мира. Есть несколько примеров, когда он говорил, что если кто­то хочет покинуть мир, он должен отвернуться, закрыть за собой дверь и забыть о нем (о мире и о всем, что в нем). Те, кто смог это сделать, поймут важность этих слов.

То, как важно «забыть» о мирском и сосредоточить внимание на «едином на потребу» в нищете духа, Владыка тоже всегда подчеркивал, когда мы говорили о том, что трудно, и что с этим делать. Когда мы говорили о Херувимской песни, в которой мы поем «всякое ныне житейское отложим попечение», он говорил, что да, мы должны отложить все, даже вполне законное. Он также говорил: нам часто нужно обладать терпением и просто предать все Христу, а иногда — быть наблюдательными (что означает упражняться в терпении), чтобы увидеть, как что­то меняется, растет. Мы ведь не способны этот процесс ускорить! Как с цветами — мы не можем вытягивать их из земли. Мы можем удобрять землю, заботиться о них, и, конечно, это то, что мы должны делать, чтобы они росли, но мы не можем вытянуть их! Они должны вырасти сами!

Очень многие его советы были связаны с практикой терпения. Говоря об этом, он упоминал и о своем опыте. Он всегда понимал, что хочет стать священником, но, казалось, этого никогда не произойдет. И вот, когда он отказался от этого (обратите внимание, что он ждал этого в течение семнадцати лет!), он стал священником всего через год.

Однако он также говорил, что его сделали священником из неправильных соображений: поскольку у него была работа, он мог путешествовать и оплачивать свои расходы и, таким образом, у него была возможность посещать отдаленные приходы.

Когда же его сделали епископом, он понял, что «они» так решили, потому что узнали, что он хороший администратор.  Подчеркивая, что монашеская жизнь может быть трудной (на Западе некоторые, наверное, скажут: «несправедливой»), он добавлял, что когда он спросил, думал ли кто­то о том, какое влияние это его служение епископа окажет на его духовную жизнь, ему ответили: «Нет, не думали».

«Видите, — говорил он, — меня сделали священником и епископом по неправильным причинам».

О том, как забывчивость может быть крайней степенью

нищеты духа

Однажды мы сидели с Владыкой, и он рассказывал о том, как он стал таким забывчивым, что даже не мог иногда вспомнить имен святых отцов, которых цитировал, и многое другое.

И мы пришли к тому, что это такая степень нищеты, но что мы все равно можем благодарить Бога за то, что мы все­таки помним, и просить Его помочь нам не забыть то, что не должно быть забыто, потому что таким образом наш собственный разум, наша память уже не принадлежат нам — они принадлежат Богу, как и все остальное.

О нищете и о монашестве в миру

Ему говорили, что он должен быть в послушании у матери и бабушки. И вот когда правительство Франции определило Vitalis, минимальный прожиточный минимум, его мать сказала: «Что ж, теперь, когда они показали, на какие средства мы действительно можем жить, то мы будем жить на них. А все, что будет сверх того, — будем раздавать». И так они жили, покупая все по самым низким ценам!

О нашей единственной цели в жизни —

быть в присутствии Бога

Когда Владыка говорил об этом, он вспоминал историю одного старика, который приходил в церковь и просто сидел там, казалось бы, ничего не делая. Однажды священник спросил его, зачем он приходит, и он ответил: «Я сижу здесь, смотрю на Него, Он смотрит на меня, и нам так хорошо друг с другом!» Священник, о котором идет речь, — кюре из Арса, это история из его жития.

О том, как молиться за людей, которые просят молитв,

и сохранять равновесие

Владыка говорил, что его многие просили молиться о них и что в какой­то момент было нелегко молиться за каждого человека отдельно. Но потом, когда человек всплывал в памяти, он сразу же молился о нем. В другой раз он рассказывал мне, как он, произнося Иисусову молитву, добавлял в конце имя того или иного человека.

Бывало также, что он слишком уставал, чтобы молиться, или у него совсем не хватало времени. Он рассказывал, что тогда его духовный отец посоветовал ему просто осенять себя крестным знамением и предавать себя в руки Божьи, полагаясь на то, что его поддержат молитвы тех, кто молится за него. Сперва он недоумевал, кто же будет молиться за него, но затем, став внимательнее, он обнаружил, что у него в памяти появляются лица людей, и понял, что иногда именно так нас держит молитва других людей. Уверяю вас, это не потворство лени, и по своему опыту я знаю, что, возможно, нужно будет сделать некоторое усилие, чтобы так молиться.

О страхе

Владыка говорил: никогда не показывай своему противнику, что ты боишься. Наоборот, действуй мужественно и сам преследуй его до победного конца. В связи с этим он рассказал историю из своей жизни. Однажды в собор пришел человек и попросил у Владыки пятьдесят фунтов. Владыка отказался дать ему деньги, и когда тот спросил о причине отказа, Владыка ответил: «Потому что ты вор и грабитель». С этими словами Владыка собирался захлопнуть дверь, но вор быстро подставил свою ногу в проход. Владыка посмотрел на него, минуту посомневался, а затем со всей силой наступил ему на ногу. Вор отскочил и метнулся на другую сторону улицы, откуда стал угрожать Владыке — он кричал: «Не надейся: я вернусь и сломаю тебе шею!» и другие подобные угрозы. Тогда Владыка закрыл дверь, запер ее, подошел к этому человеку и грозным голосом произнес: «Что ж, если ты хочешь сломать мне шею, почему бы тебе не сделать это теперь же? Однако я предупреждаю тебя: я прошел военную подготовку, и прежде чем ты сделаешь это, я выбью тебе все зубы!» Вор сбежал и больше никогда не возвращался.

Видите: никогда не показывайте свой страх, но преследуйте противника до того, пока он не будет окончательно побежден.

О страхе смерти и о воскресении

Владыка как­то поделился со мной историей о мальчике, с которым он познакомился, когда работал вожатым в детском лагере. Мальчик не хотел играть в игру казаки­разбойники, потому что он боялся, что его убьют. Во время игры, если казак коснулся тебя, ты должен упасть «замертво». Тогда Владыка договорился с ним, что он (Владыка) упадет «замертво» вместо мальчика. Через некоторое время этот мальчик смог играть в игру и сам — он больше не боялся. «Видите, — говорил Владыка, — его страх прошел, потому, что я умирал вместо него, и это дало ему мужество в конце концов умереть самому».

Об открытости

Владыка говорил, что когда мы вступаем на какой­либо путь, мы не всегда знаем, чем это может обернуться и что нас ждет. Мы не можем этого знать. Он ведь сам собирался пробыть в Великобритании два года, но потом остался! Он часто говорил, что мы не всегда все знаем: иногда нас посылают куда­то, чтобы мы чему­то научились, иногда нас посылают, чтобы мы научили других или чтобы потом мы поделились пережитым опытом. Это может быть один из этих вариантов или все три одновременно. Поэтому будьте готовы ко всему, будьте открытыми!

Как сохранять внутренний мир

Это жизненно важно, говорил Владыка, внешние обстоятельства очень часто не имеют значения, но СЕРДЦЕ — вот что имеет значение! Поэтому отложите все, закройте дверь, чтобы быть устремленными ко Христу, и берегите сердце…

Ответы на вопросы

Вопрос из зала: Спаси Господи, матушка, за теплый рассказ и за апологию монашества. У меня два вопроса. Первый, может быть, печальный: когда Владыки не стало, как вам пришлось искать нового духовного отца? Владыка благословил кого-то или вы просто искали близкого по духу? И второй вопрос: есть ли у вас духовные сестры — другие постриженицы Владыки?

Инокиня Маргарита (Хохевауд): В нашем благочинии есть несколько сестер, но среди тех, кто знал Владыку, была только мать Мария, которая умерла недавно, она много лет его знала. И, наверное, из тех, кого я знаю, я единственная, кто была знакома с митрополитом Антонием.

Я, конечно, не буду утверждать, что я последняя, кто знал Владыку, может быть, есть и кто-то другой. Но, на самом деле, я впервые здесь говорю перед вами о своем общении с ним. Я долго не могла об этом говорить, у меня было ощущение, что он как-то внутри меня. А теперь я могу поделиться своим опытом общения с ним.

Вопрос из зала: Я хотела скорее не вопрос задать, а дать небольшой комментарий. Во-первых, большое спасибо! То свидетельство, которое сейчас было, — удивительно, уникально и мне особенно близко, потому что я поняла кое-что о себе. И я думаю, что вам стоит делиться вашим опытом общения с Владыкой. Обязательно делитесь им! Например, о молитве благодарения. Вроде мы теоретически знали об этом, но не знали, как практически это применять в жизни, а вы дали нам даже два примера, и я поняла, что это можно делать не один и не два раза, утром и вечером, а постоянно.

Инокиня Маргарита (Хохевауд): Да. «Непрестанно молитесь».

Вопрос из зала: Вы говорили о вашем пути в православии, и я хотела бы уточнить: на тот момент, когда вы стали ходить в храм, где служил Владыка, уже в Великобритании, до этого вы были верующим человеком? И если были, то к какой конфессии принадлежали? Пришлось ли вам изменить традицию?

Инокиня Маргарита (Хохевауд): Да, к тому времени я была уже верующим человеком. Я выросла в протестантской традиции, но в живой вере. Вера моих родителей была действительно живая, а не просто попытка жить в соответствии с буквой Писания. И в каком-то смысле я могу сказать, что я была православной, потому что я была верующей. Но я не всегда принадлежала православной Церкви. Живая вера основана на встрече со Христом. Когда человек встречает Христа, то Он не спрашивает его, к какой деноминации, к какой конфессии он принадлежит. Он встречает его, и Он его ведет через все трудности, и по разным путям. Поэтому нужно верить во Христа, и чтобы эта вера была живая. Простите, пожалуйста, я не знаю, как по-другому об этом сказать.