Митрополит Антоний Сурожский

Интервью радио «Свобода» (в передаче «Не хлебом единым»)

21 ноября 1993 г.

Владыко, события, происшедшие в Москве в начале октября, вплотную коснулись Церкви как внешне, так и внутренне. Как Вы оцениваете происшедшее в целом?

Вся история современной России трагична, и просто невозможно ожидать, что события будут развиваться мерно и не будут ставить перед каждым человеком тех или других нравственных вопросов. Я думаю, что каждый отдельный человек должен в меру своего понимания и в меру чуткости своей совести, принимать какие-то решения или производить какие-то оценки, но Церковь в целом ни в каком случае не должна занимать политического положения. Потому что политическое положение изменчиво, а роль Церкви не в том, чтобы поддерживать то или другое правительство или бороться за ту или другую политическую идеологию, а в том, чтобы в каждую обстановку вносить чистую нравственность, сугубую честность, добротность. В Священном Писании сказано: нет власти не от Бога; но это не значит, что каждый правитель определен Богом. Тут сложная комбинация человеческой свободы, доброй и злой воли, даже бесовского вмешательства, и Божественного промышления. Но в любой обстановке христианин не должен занять положение, которое его делает сторонником тех или других борющихся сторон, — иначе Церковь делается просто инструментом той или другой партии, правой или левой — все равно; и это не ее роль.

 

Владыко, но в связи с упомянутыми событиями сейчас среди русского священства возникло очень острое разделение. Есть священники, которые не фигурально, а буквально предали Ельцина анафеме, называя его зверем, провокатором и т.д. Другие считают, что правительство действовало правильно и решительно и что это позволило избежать гражданской войны. Каков был бы Ваш ответ этим противоборствующим сторонам в данной ситуации более конкретно в связи с тем, что Вы уже сказали?

Конкретно: я думаю, что ни один священник в одиночку или даже группа священников не имеет права предавать анафеме или публично осуждать того или другого политического деятеля. Разумеется, я сейчас не говорю о безбожной богоборческой власти, хотя и та имеет свое место в трагическом становлении России. Но я думаю, что решать односторонне, что тот или иной правитель прав или виноват, можно для себя самого, но нельзя пользоваться своим общественным положением, и особенно церковно-общественным положением, для того чтобы поддерживать одних и порочить других. Можно осуждать поступки, но нельзя судить о человеке с такой легкостью, с какой все мы это делаем. И даже поступки иногда можно расценивать очень различно. Я думаю, что люди очень разных направлений в России (особенно в Москве, потому что там сосредоточилась вся борьба и вся трагедия) должны были бы встречаться и вместе молиться, и думать, — молиться о единстве, молиться друг о дуге, и молиться, может быть, особенно о тех людях, которых они считают виноватыми. За правых очень просто молиться, а за виноватых — долг Церкви молиться о том, чтобы, если они виноваты по-настоящему, а не только по человеческому суждению, Бог их вразумил, чтобы Бог их простил; молиться, если виноваты не они, а те, кто их осуждает, будь то священник или мирянин, чтобы Господь вразумил человека, потому что осуждение принадлежит Богу, суд, в конечном итоге, принадлежит Богу. Можно поддерживать того или другого общественного деятеля или правителя, но только в частном порядке, не от имени Церкви.

 

В этой же связи, Владыко, может быть, Вы разъясните. Сложилось такое понимание, которое и в литературе повторяется, что анафема — это проклятие. И конечно, тут можно понять, потому что каждому временами хочется метнуть молнии: вот, я проклял такого-то… Анафема не есть проклятие, это же намного больше и важнее, и шире. Объясните!

Анафема — это провозглашение Церковью осуждения и отлучения. Причем анафема может быть окончательная или может быть рано или поздно снята, но во всяком случае это радикальное осуждение и исключение из Церкви; и играть такими вещами как анафема нельзя. Даже в порядке личного духовного руководства вы можете человека отлучить от причащения на какой-то срок, вы можете принять дисциплинарные меры; но человека просто отрубить от Церкви никто, я думаю, не имеет права.

 

У нас сегодня довольно необычная беседа в рамках нашей программы. Вызвана она, конечно, и необычной ситуацией, но раз так, то уж скажите, Владыко, как, по Вашему мнению, должно быть устроено общество — я говорю не идеально, а конкретно, — сегодняшнее российское общество?

Знаете, судить отсюда, конечно, невозможно, можно именно думать только теоретически; но проблема русского общества всегда была — рознь. Говорили еще в старое время: где соберутся трое человек — будет четыре партии… Одна из проблем русскости в том, что мы требуем — не от себя, но друг от друга — абсолютов, что полумер мы не признаём: человек должен быть идеален, совершенен. Мы этого от себя не требуем в той же мере. И проблема нашего времени в том, чтобы люди, которые в течение десятилетий прошли через трагический опыт, которые отреагировали на этот опыт очень различно, которые видят будущее России по-разному, научились вместе думать, соборным умом. Причем не только вместе думать и прислушиваться друг ко другу, не ставя вопрос так: «Я прав, а он виноват, — что же он скажет на мое обличение?» а ставя вопрос так: «И у него есть какая-то доля истины, и у меня есть какая-то доля непонимания и ошибок в моих суждениях, и мы должны вместе продумать тему, которая нас волнует — судьба России»; мы не должны начать с того, что «я прав, он виноват», а ставить вопрос о том, каков наш соборный разум. Причем за пределами этого соборного ума, то есть способности вслушиваться друг в друга, понимать друг друга, оценивать даже идейного, идеологического противника в меру его добротности, честности, правдивости, есть еще другое измерение, которое очень важно в церковном понятии. Это то, что имеет в виду апостол Павел, когда он нам говорит, что мы все должны обрести ум Христов, то есть должны научиться думать так, как думал бы Христос, поступать так, как Он поступал бы. И это значит, что вопрос не в том, чтобы «демократически» согласиться друг с другом; речь идет о том, что когда в складчину соберешь все осколки правды, истины, увидишь и ошибки одних, и ошибки других, получается неполная картина, неполная мозаика, и что только если в эту мозаику включить мысль Христову, понимание Самого Христа, которого можно достигать только молитвенной жизнью, подвижнической жизнью, подвижнической, крестной любовью и т.д. — только тогда можно говорить: вот крепкий фундамент для суждений и для решений. И поэтому общество и особенно Церковь должна сейчас учиться слушать: слушать, с одной стороны, своих членов — членов общества и членов Церкви, а я с другой — слушать, как апостол Иоанн говорит, чтo Дух говорит церквам, потому что Дух Святой все время нашептывает или громко провозглашает Христову истину, но мы ее не всегда слышим, потому что мы не всегда слушаем ее.

 

В заключение, Владыко: у Вас здесь большая епархия, у Вас много пасомых не только здесь, но и — Вы сами знаете — в России. Я думаю, что им хотелось бы услышать от Вас слово. Что Вы им, может быть, сами хотели бы сказать в это очень волнующее и тяжелое для всех время?

Я думаю, что самое важное сейчас — это добиваться единства. Это очень трудный путь. Врозь и в противостоянии друг против друга Россию не воссоздашь. Также нельзя воссоздать Россию тем, чтобы та или другая партия взяла верх и принудила все другие партии к молчанию или послушанию. Тут очень непривычный для русского человека путь взаимного понимания, прислушивания друг ко другу, и искания общего пути, который был бы выше путей каждого отдельного человека или каждой отдельной партии. С другой стороны, нужна, может быть, осторожность по отношению к тем, которые думают, что, если вернуться к прошлому, тогда все будет решено. Прошлое всегда видится или мрачным, или светлым, и возвращение к прошлому зависит от того, какими глазами или, вернее, через какие очки на него смотришь. Считать, что возврат к дореволюционной России решил бы весь вопрос, неверно, потому что именно из дореволюционной России родилась революция. Так же как нельзя думать, что просто внешний порядок, который может быть осуществлен диктатурой и насилием, решает вопросы, потому что под этим гнетом только растет напряжение ненависти, противления и розни.

 

Записала Алена Кожевникова

Слушать аудиозапись: , смотреть видеозапись: