МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ СУРОЖСКИЙ, КАКИМ Я ЕГО ЗНАЛА С 1945 ПО 2003 год

Я родилась во Франции, в русско-французской семье. Мой отец, Андрей Михайлович Бер, русский, был ученым, а мама, Элизабет Бер-Сижель[1], француженка из Эльзаса, была православным богословом. С владыкой Антонием я впервые встретилась в нашем доме, в провинциальном французском городке Нэнси, в 1945 году, мне было тогда 8 лет. В то время он еще не был священником, и мы звали его Андрей. Он приехал к нам погостить на несколько дней. Не могу точно сказать, почему он приезжал, но с уверенностью скажу, что его приезд был огромной радостью для нас, детей — для моей старшей сестры Надин, младшего брата Николая, тогда еще совсем малыша, и для меня. У детей есть чудесная способность: они умеют сразу различать, кто их искренне любит и кому они действительно интересны. Владыка Антоний сразу завоевал наше доверие.

Думаю, что он приехал к нам потому, что был близким другом моих родителей. Их дружба окрепла еще тогда, когда они участвовали во французском Сопротивлении. Потом был период, когда отец, утомленный и израненный жизнью, попытался забыться с помощью алкоголя. Ему пришлось пережить  очень многое: русскую революцию,  гражданскую войну,  эмиграцию, экономический кризис 30-х годов во Франции, Вторую мировую  войну и немецкую оккупацию.  Алкоголь стал для него огромной проблемой. Будущий владыка Антоний с глубоким доверием отнесся к искреннему желанию отца освободиться от этого пристрастия, подошел к нему с любовью и состраданием. Он прописал отцу  (а надо сказать, что у Владыки было высшее медицинское образование) лекарство, которое помогло ему избавиться от алкоголя. Отец совершенно перестал пить.

Мне не пришлось видеться с  владыкой Антонием следующие семь лет и я встретила его снова только в 1953 году, когда приехала в Англию поработать au pair girl (помощницей по хозяйству), чтобы выучить английский язык. Теперь он уже был священником, отцом Антонием, и служил в русском православном приходе в Лондоне. Мне было тогда 16 лет. Надо сказать, что я   росла в провинциальном французском городке, где основу нашего православного прихода составляли пожилые люди. Они всегда были ко мне очень добры, но совершенно не приспособлены к жизни во Франции. Так или иначе, но мне было не совсем уютно в их среде и я не чувствовала себя своей. Но когда я впервые пришла на литургию в маленькую церковь на Upper Addison Gardens в Лондоне, служба глубоко меня потрясла. Думаю, мой опыт был близок к тому, что описывали послы князя Владимира, побывав на литургии в соборе Святой Софии в Константинополе: «не свемы, на небеси ли есмы были, ли на земли»[2]. Каждое слово службы вдруг приобрело для меня смысл. У меня было чувство, что Бог — посреди нас, а отец Антоний помогает каждому из нас войти в таинство Евхаристии. Хор пел просто и очень, очень красиво. Эта первая для меня литургия в лондонском приходе стала поворотным моментом: теперь я точно знала, что я — православная, и останусь православной всю жизнь.

Я уверена, что в последующие годы многие пережили такой же чудесный опыт. Я слышала от многих людей, что они входили в собор на Ennismore Gardens как наблюдатели, а выходили верующими.

Русский православный приход в Лондоне оказался очень радушным. Мне очень нравилось, что после литургии прихожане собираются, чтобы за чашкой чая поговорить на русском или английском. Я тогда еще совершенно не умела говорить по-английски, и мне нравилось беседовать по-французски с отцом Антонием, его мамой Ксенией и моими родными, которые жили в Англии.

Отец Антоний встретил меня сердечно и радостно. Он обращался ко мне по-французски на «ты», и так продолжал  называть меня на «ты» всю жизнь.

Я хочу добавить несколько слов о Ксении, матери владыки Антония. Во время моего первого приезда в Англию я имела счастье провести несколько часов в ее обществе. По характеру она была застенчивой, но со своими умела пошутить, у нее было хорошее чувство юмора, и была очень доброй.  Еще в моей памяти осталось то, как безупречно она всегда была одета и как изысканно выглядела.

Мне очень понравилась Англия, очень полюбился этот чудесный приход, и я привязалась к нашим родным по отцовской линии, жившим в Лондоне, семье Бер. Я стала приезжать в Лондон каждое лето.

Как-то в 1957 году мне позвонила двоюродная сестра Татьяна (Татиша) Бер: «Пожалуйста, приезжай в Англию, как только начнутся каникулы в университете — мне нужна твоя помощь по уходу за бабушкой отца Антония». Бабушка владыки Антония жила тогда у Беров, и я, как только смогла, приехала к ним в Лондон на несколько месяцев  ухаживать за дорогой Ольгой. Отец Антоний оказался тогда в очень сложном положении: он должен был исполнять свои обязанности священника в быстро растущем приходе, его мама Ксения была смертельно больна раком, а бабушка не только была старенькой и хрупкой — у нее уже начали проявляться очевидные признаки старческого слабоумия. Меня поселили в комнате рядом с комнатой «grand’mère[3]», как она просила себя называть. Как все вы знаете, она была итальянкой, родом  из Триеста. Ольга вышла замуж за русского дипломата Николая Скрябина. Она была мачехой композитора Александра Скрябина и очень этим гордилась. Ольга много рассказывала мне и о нем самом, и о его музыке. К тому времени, как я с ней познакомилась, у нее был только один глаз — темно-карий, сияющий; второй глаз, того же цвета, был стеклянным, и его приходилось каждое утро вставлять в глазницу. Она была очень сильной личностью, и в то же время очень обаятельной и доверчивой. Ко мне и Татише бабушка всегда обращалась по-французски, а к отцу Антонию (она называла его Доди) — по-русски. Ее сознание становилось неясным, и она путала день с ночью. Для меня это означало бесконечные бессонные ночи и много-много чашек чая в 3 часа утра. Иногда ей казалось, что она снова в России, на подмосковной даче. Ей было хорошо в этой иллюзии, и мы ее не разубеждали. Она очень скучала по отцу Антонию и хотела, чтобы он навещал ее каждый день. До какой-то степени она готова была признать, хотя и с неохотой, что у ее внука, как у священника, были свои обязанности.  Я была с ней, когда отец Антоний пришел с известием, что его собираются рукополагать в епископы. Нужно признать, что ее это вовсе не обрадовало, и она сразу высказала свое недовольство в достаточно сильных выражениях. Конечно, она боялась, что у него будет еще меньше времени для нее.

Мы радостно отметили девяносто четвертый, последний, день рождения Ольги. Отец Антоний пришел на праздник, у нас был большой торт с 94 свечами. Ольга была счастлива, что любимый внук сидит рядом с ней. По другую руку  бабушки сидел мой муж (тогда еще жених) — она его очень любила и флиртовала с ним. Это был замечательный день для нас всех. Ольга умерла в том же году, 14 октября. Вечная память!

Сейчас, анализируя то время, я думаю, что 1957-1958 годы были поворотными для владыки Антония. Его мама и бабушка ушли одна за другой; его назначили епископом. Когда в 1959 году я вернулась в Англию молодой женой, нас с мужем с радостью встретил уже епископ Антоний. Мы все знаем, что из скромного, сравнительно небольшого прихода, владыка Антоний вырастил Сурожскую епархию. А для тех из нас, кто был свидетелем ее рождения и быстрого возрастания, это так и остается чудом и предметом восхищения.

Мне, видимо, не суждено было жить в столице. Работа мужа увлекла нас сначала в Бирмингем, а потом в Ливерпуль. Я чувствовала, что меня отделяет от лондонского прихода огромное расстояние, не только географически, но духовно. Вскоре я обнаружила, что в Ливерпуле есть греческая православная церковь. Владыка Антоний очень советовал мне  ходить на службы в эту церковь, а в Лондон приезжать на большие церковные праздники; так мы и делали. Священник греческой церкви, отец Николаос, был очень добр ко мне, но он говорил только по-гречески, и я не могла исповедоваться. Именно в это время владыка Антоний стал моим духовным отцом. Я тщательно подготовилась к исповеди и отправилась в Лондон. Владыка Антоний сказал, чтобы я встала последней в длинной очереди людей, ожидавших исповеди после вечерней службы. После моей исповеди  мы сидели на деревянной скамье, и он какое-то время беседовал со мной. Как духовник, в присутствии всемогущего Бога, он просто освободил меня от бремени тяготивших меня грехов. Владыка Антоний мог быть строгим, но я всегда чувствовала его любовь, понимание и доброту.

Никогда, бывая в Ливерпуле, Владыка не упускал случая посетить  наш приход. Он проводил беседу или выступал на церковном собрании. Я не сомневаюсь, что он разочаровал многих важных и достойных людей тем, что предпочел провести вечер и остаться на ночь в нашем доме, а мы, разумеется, были в восторге. В первый раз, когда он к нам приехал, от счастья я пошла и купила два белых чистой шерсти одеяла; я доставала их каждый раз, когда он приезжал, и никогда больше ими не пользовалась. Приезжайте в гости, и сами сможете на них взглянуть.

Шли годы, я познакомилась в Ливерпуле с двумя женщинами, которые, как и я, были православными. Мы втроем решили поехать на один из первых епархиальных съездов. Там мы встретили отца Михаила Фортунато, который с большим участием выслушал рассказ о нашей ситуации в Ливерпуле и сразу предложил приезжать и служить для нас литургию. После съезда о. Михаил отвез нас на машине обратно в Лондон. По дороге к вокзалу мы заехали в собор, он дал нам ноты, и мы определили время первой литургии в Ливерпуле. Так он начал помогать нашей маленькой православной общине, и это продолжалось много счастливых лет, несмотря на его многочисленные обязанности в лондонском приходе и в других местах Великобритании.  Годы духовной изоляции и одиночества ушли в прошлое. И по сей день мы глубоко благодарны о. Михаилу, доброму пастырю, который взял на себя заботу о нашей духовной жизни. А в 1976 году владыка Антоний сам приехал в Ливерпуль, чтобы служить у нас литургию.

В начале 1977 года меня, к огромному моему удивлению, пригласили на первое заседание Епархиального Собрания Сурожской епархии, назначенное на февраль. Владыка созвал со всей Великобритании мирян, которые вместе со священниками должны были войти в Епархиальное Собрание. Он объяснил, что епархии уже почти пятнадцать лет, и пришло время создать более сильную и упорядоченную административную структуру.  Затем последовал долгий процесс разработки и формулирования Устава Сурожской епархии на основании Собрания постановлений и определений Поместного Собора 1917 — 1918 годов[4]. Среди многих других неотложных дел была необходимость получить для епархии статус благотворительной организации в соответствии с английскими законами.

Не стану утомлять вас подробностями устройства жизни нашей молодой епархии — скажу лишь несколько слов об атмосфере этих заседаний. На меня, человека из провинции и совершенного новичка в таких делах, глубокое впечатление произвела умелая организация заседаний. Но больше всего меня поразила способность владыки Антония привлекать людей высокого профессионализма, большого опыта и эрудиции, готовых с радостью поделиться знаниями и употребить свои силы на помощь ему и молодой епархии. Атмосфера была одновременно серьезной, рабочей, насыщенной и теплой, находилось место для веселья и хороших шуток. Вы знаете, как владыка Антоний замечательно умел рассказывать истории из жизни, очень забавные и точно к месту. Увы, они почти не сохранились  в моей памяти.

В течение многих лет я присутствовала на заседаниях и не смела сказать ни слова, а только  очень внимательно слушала. Глубочайшее впечатление  на  меня произвел профессор Дмитрий Дмитриевич Оболенский[5]. У него была особая манера медленно-медленно подниматься со своего места, и когда он вставал, я ждала, затаив дыхание, предвкушая сокровища мудрости и эрудиции, которыми он делился с нами.  Еще среди участников была Милица Зёрнова[6]. Никогда не забуду, как однажды эта высокая, величавая, красивая дама выступила на заседании. В 1917 году, во время знаменитого Поместного Собора Русской Православной Церкви, она была студенткой и училась в Москве. Она ярко и живо передала нам волнующую атмосферу, окружавшую это историческое событие. Совершенно поразительно было ощутить живую связь с Собором, который проходил в смутные времена, и чьими суждениями вдохновлялась наша работа.

Молодая епархия была удивительно динамичной: устраивались детские летние лагеря, каждый месяц издавался приходской листок,  а четыре раза в год — епархиальный журнал «Сурож», в соборе открыли книжную лавку, выпустили превосходную серию записей литургической музыки. Вся эта деятельность курировалась Епархиальным Собранием. Члены Собрания решали практические организационные вопросы, утверждали бюджеты, принимали отчеты и занимались многим другим.

Я думаю, что огромную важность имели ежегодные Епархиальные съезды. Они проходили и сейчас проходят в конце мая и длятся три выходных дня (по всей Великобритании к двум выходным в конце мая прибавляют еще один, который поэтично называют «the May bank holiday»). Владыка Антоний решил, что замечательно будет в это прекрасное время года собирать «своих  детей»,  как он  любил нас называть. На съезд мог приехать любой член лондонского прихода или другой православной общины Великобритании. Мы всегда собирались в какой-нибудь школе-пансионе на природе. Поскольку количество мест было ограничено и не делалось никаких привилегий, мы старались побыстрей зарегистрироваться для участия в съезде. Эти съезды были новшеством в 70-е годы. Тогда впервые мы стали собираться вместе, чтобы провести три дня с членами своего прихода, прожить несколько дней как одна община, вместе ходить на службы, молиться, вместе жить, слушать лекции, участвовать в дискуссионных группах. А вокруг нас была чудесная английская природа, весенние цветы, подстриженные газоны. В этой гармоничной обстановке зарождалась и крепла наша дружба. Владыка Антоний бывал на всех службах и обязательно читал одну из главных лекций, в воскресенье он служил литургию; он любил это время, проведенное вместе со всеми нами. Съезды очень объединяли епархию, мы знакомились и учились видеть друг друга, больше узнавали не только о членах своего прихода, но и о жизни других общин по всей Великобритании.

Спустя годы, в 1993 году наша маленькая ливерпульская община решила присоединиться к православному приходу храма Покрова Богородицы в Манчестере. Такое объединение было полезно обеим общинам: у нас появлялась церковь, а их жизнь, как мы считали, могла стать  интенсивней  благодаря притоку новых людей. Но скоро мы обнаружили, что перед нами — сложная проблема: здание церкви было в очень плохом состоянии — не  по  небрежности прихожан, а из-за серьезных недостатков конструкции. Вскоре по решению городского совета церковь снесли. Тогда это показалось нам катастрофой. Высокопреосвященный архиепископ Анатолий Керченский, служивший в Покровском храме раз или два в месяц, разделил с нами этот удар. По его благословению я рассказала о нашем положении на заседании Епархиального Собрания в июне 1998 года.  Владыку Антония мой рассказ глубоко тронул. Он не только благословил строительство храма, но и объявил участникам Собрания, что весь сбор после Литургии пойдет на строительство храма в Манчестере. На следующий день, в воскресенье, престольный праздник Всех Святых, он еще раз повторил это с амвона. Было собрано 2201,34 фунта, и эти деньги стали первым вкладом в строительство храма. После литургии владыка Антоний подошел ко мне, и сказал почти извиняясь: «Это не много, но пусть это будет началом». Возможно, для строительства сумма действительно была небольшой, но как утешил и вдохновил нас его щедрый поступок!

Я видела, что к 90-м годам груз ответственности и обязанностей владыки Антония становился все тяжелее, а он сам становился старше. Он сохранил и свою простоту, и способность радоваться, и любовь. Когда мы встречались, он целовал меня в лоб, смотрел в глаза и часто бывало, что он кратко и точно отвечал на вопрос, который я только собиралась задать. Такой способ общения очень меня удивлял и даже приводил в замешательство,  зато помогал сэкономить много времени.

Могу сказать, что как духовный отец, Владыка Антоний очень заботился обо мне. Вот один пример: лет двадцать назад у меня в горле появилась опухоль, ее было видно, она быстро росла и мой доктор встревожился. Он направил меня на обследование и  договорился, чтобы меня посмотрел специалист. Владыка Антоний каким-то образом узнал о том, что со мной случилось, и позвонил. К сожалению, в этот вечер мы с мужем ушли в оперу, чтобы отвлечься и не драматизировать ситуацию. Когда мы вернулись, на автоответчике я услышала голос владыки Антония. Он оставил сообщение по-французски:  «Mariane, je prie pour toi»[7]. На следующий день я сидела и слушала музыку и почувствовала, что опухоль исчезла; мой муж Энтони был рядом, и мы оба не могли в это поверить. Я пошла в больницу в смущении, ведь опухоль пропала! Мне сделали УЗИ и доктор сказал: «Не знаю, как это объяснить, но у Вас в горле только рубец, опухоли нет, все в порядке».

Владыка Антоний разделил наше отчаяние, когда мы узнали, что у нашего младшего сына шизофрения. Он пообещал встретиться с Марком и постараться как-то помочь. После нескольких визитов, он сказал, что на этой стадии болезни помочь уже не может, но будет за него молиться. Еще он сказал довериться Богу, который творит чудеса руками и помощью врачей. Сейчас нашему сыну гораздо лучше  благодаря заботе психотерапевта, нашей любви, поддержке и хорошим лекарствам. Марк и сейчас с глубокой благодарностью вспоминает те встречи с владыкой Антонием и совершенно уверен, что Владыка святой.

[1] Элизабет Бер-Сижель (1907-2005) — профессор философии и богослов. Закончила богословский ф-т Страсбургского университета, была пастором в Реформатской церкви Эльзаса-Лотарингии. Под влиянием о. Льва Жилле приняла православие. Преподавала в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже. Работала во Всемирном Совете Церквей, занималась истсорией Церкви и проблемами женских служений в ней

[2] «и ведоша ны, идеже служать Богу своему, и не свѣмы, на небеси ли есмы были, или на землѣ: нѣсть бо на земли такого вида или красоты такоя, недоумѣемь бо сказати. Токмо то вѣмы, яко онъдѣ Богъ съ человѣкы пребываеть, и есть служба ихъ паче всих странъ» — «и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали мы — на небе или на земле: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как и рассказать об этом, — знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах». Повесть временных лет по Ипатьевскому списку. Пер. О.В. Творогова. Цит. по: Электронные публикации ИРЛИ РАН http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4869

[3] grand’mère — фр., бабушка

[4] Священный Соборъ Православной Россійской Церкви. Собраніе опрдѣленій и постановленій. Москва 1918

[5] Оболенский Дмитрий Дмитриевич (1918-2001) — потомок князей Оболенских и графов Шуваловых. Историк, литературовед. Профессор Оксфорда, Кембриджа и нескольких американских университетов. Рыцарь Британской Империи (1984 г), почетный член Британской Академии Наук (1974). Вице-президент Академии (1983-1985). .

[6] Зёрнова Милица Владимировна (урожд. Лаврова) (1899 — 1994). — доктор медицины, врач-стоматолог, религиозный деятель, иконописец, супруга философа и богослова Н.М. Зёрнова.

[7] Мариана, я за тебя молюсь