О литургии. Беседа 14

В прошлой беседе мы довели описание литургии до Великого входа. Во время Великого входа, как вы знаете, поется Херувимская песнь «Иже херувимы тайно образующе, и животворящей Троице трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение яко да Царя всех подымем ангельски невидимо дориносима чинми». В пере­воде это — мы, которые неизреченно, невыразимо являемся образом херувимов и которые приносим, воспеваем животворящей Троице трисвятую песнь, отложим теперь всякое житейское попечение так, чтобы быть в состоянии подъять Царя всех, которые приносится ныне ангельскими соборами, ангельскими чинами. Здесь слово самое непонятное это «дориносима». Это — славянско-греческое слово, которое соответствует обычаю, который был в древности, победителя вождя, возвращаю­щегося в город вносить на плечах воинов, которые клали через плечи копья, по-гречески «дорон», на которые клался щит и на котором стоял победитель. Поэтому «дориносимо» значит «который торжественно, как победитель, вносится в храм».

Теперь здесь, как во многих местах богослужения, ряд образов, и тут надо, с одной стороны, уметь воспринять физические действия, и, с другой стороны, посмотреть на то, что Церковь ими выражает. Глядя плотским взором просто на физическое явление, мы видим, что в предшествии свещеносца идет дьякон, который несет высоко над голо­вой дискос, на котором заготовлен Агнец, та частица, которая собой изображает Христа, а за ним священник с чашей. Если вы вспомните, что было сказано о Малом входе, о Входе с Евангелием, о том, о чем нам говорит этот свещеносец, какое свидетельство он приносит, как он является предтечей Того, Кто грядет сзади, за ним; нам что-то уже приоткрывается о том, что значит это шествие, это шествие Свя­тых Даров, то есть той частицы хлеба и той чаши вина, которые в начале службы были выделены, можно сказать, из всего творения, из всего хлеба и всего вина, которые были доступны выбору для того, чтобы стать той частицей и той чашей, над которой совершится величайшее действие и величайшее чудо — освящение Духом Святым и пре­вращение в Тело и Кровь Христовы. Выделила этот хлеб и это вино человеческая воля, поставила перед лицом Божиим с надеждой и радостью человеческая вера и поэтому уже этот хлеб и это вино, хотя они не освящены, но они выделены и принадлежат единственно Богу.

И в этом отношении, уже для нас они соединены не только мыс­ленно, но как вещь, принадлежащая Богу, соединены с Богом, они уже имеют на себе освященность, печать святыни. И вот перед этой свя­тыней, даже в этом плане чисто земного зрения, мы благоговеем.

Поэтому когда выносят Святые Дары, еще не освященные, переносимые от жертвенника к престолу, мы поклоняемся им до земли. Это нечто Божие, это нечто, что не принадлежит грешной земле до конца, это дар земли живому Богу, Который этот дар принимает и уже как-то приобща­ет к тайне будущего века.

Но, кроме этого, это шествие значит нечто другое: кровь и те­ло, жизнь и тело отделены друг от друга. Агнец, лежащий на дискосе — закланный Агнец; кровь, вернее вино, которое станет кровью, носи­мое в чаше, это излитая, таинственно, до начала века, кровь воплощения. Это шествие говорит нам об Агнце, закланном до сотворения мира, о крестной Господней любви, говорит о смерти Богочеловека, говорит о шествии Христа на распятие и на смерть, говорит о погре­бении, говорит обо всём том, что в тайне нашего спасения связано с
вступлением Бога в мир с целью приобщения человека, — распятие и смерть.

И потому многообразно это зрение, и многообразны понятия, которые с ним связаны. Вы помните наверное тоже как Христос на пути к Голгофе молился о Иерусалиме, как жены иерусалимские о Нем плака­ли, и Он говорил: «Не обо Мне, о себе плачьте». И в этом смысле это шествие, которое прерывается на полпути молитвами о патриархах, о священстве, о народе, о болящих, о гонимых, о страждущих, это часть этого пути на Голгофу. Молитва Богочеловека, грядущего на то, чтобы совершить спасение мира и молящегося именно о том, ради чего Он
пришел.

А есть еще другой план. Это план, о котором говорит здесь хе­рувимская песнь; мы — простые люди, как будто несем хлеб и вино, мы священники, которые несем образ умершего Христа — хлеб и вино, Тело и Кровь, но над этим шествием, или, вернее, незримо внутри этого шествия, потому что это шествие одновременно говорит о другом, совершается торжественное и очень страшное шествие. Это, незримо, шествие Самого Христа, окруженного ангельскими силами, которое дви­жется внутри и как бы над шествием, которое мы наблюдаем. И в этом отношении эти два шествия как бы сливаются в одно, они не расслоены, потому что тот хлеб, который мы несем, это — Христос идущий на распятие, и мы, которые Его несем образно, но вместе с тем в каком-то отношении реально, являемся живыми образами ангелов, несущих торжествующего Господа. Мы, которые неизреченно являемся образом, иконой херувимов, и которые воспеваем трисвятую песнь Пресвятой Тро­ице, отложим всякое земное попечение, житейское. И вот, что совер­шается, и каждый видит, что может. Можно видеть одно из многих чисто физических действий литургии, передвижение, перенос Святых Даров, потому что приготовленные в одном месте они теперь будут центром внимания. В начале центром было слово, проповедь, любовь; теперь Сам Христос приходит как бы более реально в центр внимания. Мы можем видеть в этом образ, символ в священстве в закланном Агн­це и в излитой крови, и мы можем за пределами этого видеть, что всё сливается в одно, прошлое, настоящее и вечное, и мгновенье и вечность, и что одновременно, в свидетельстве о смерти, мы свидетельствуем о воскресении. И образ к тому у нас есть еще в Ветхом Завете: тот псалом, слова которого Христос произнес с креста: «Бо­же Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?» Это слово пророческого псалма, который начинается картиной смерти Христовой и кончается картиной воскресения, или, вернее, не картиной, а свидетельством и провозглашением воскресения.

И тут то же самое; только потому возможно нам принимать учас­тие в этой тайне, что Христос воскрес и что всё совершающееся те­перь совершается в славе, в силе, в торжестве воскресшего Христа.

Вот почему это шествие так многообразно, и в каком-то отноше­нии противоречиво. Смерть и воскресение явлены одновременно, друг друга пронизывая, совпадая в одно мгновение, как во всей литургии, потому что они уже являются тайной будущего века, совпадают наше время и вечность Господня.

После Великого входа произносятся священником несколько мо­литв, которые, с одной стороны, характеризуют, а с другой стороны объясняют то, что происходит. Я вам сказал, что между прочими об­разами это шествие говорит о положении во гроб; и вот первая моли­тва: «Благообразный Иосиф, с древа снем пречистое тело Твое, плаща­ницею чистою обвив и благоуханьми во гробе нове закрыв положи». Это — положение во гроб, но, кроме этого положения во гроб мы уже предвкушаем победу: «Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи с разбойником и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняя Неописанный», — неописанный в смысле неограни­ченный — и затем, думая о гробе Господнем, мы сразу же переходим к знанию о Его победе: «Яко живоносец, яко рая краснейший воистину и всякого чертога царского явися светлейший, Христе, гроб Твой, ис­точник нашего воскресения». Он — живоносец, он дает жизнь, он прекра­сней рая, он светлей всякого царского чертога, Христе, Твой гроб, источник нашего восстания, нашего воскресения.

И вот с этого момента еще как-то ясней, явственней делается понимание наше о том, что литургия, самая тайна литургии, не раз­вивается просто последовательно исторически, от одного фактическо­го события жизни и смерти Христа к другому, а что они соприсутству­ют. Вот на этот престол положили уже закланного Агнца; да, это похоронное шествие, но в этом похоронном шествии содержится весь смысл самой смерти, то есть восхождение на Голгофу, то есть снис­хождение неба на землю, то есть раскрытие тайны, закрытой от начала века самого воплощения, самого заклания Христова, тайна явления Бога в образе рабском, тайна крестной любви, сокрытой в тайне Свя­той Троицы.

И вот в этот момент, когда закланный Агнец положен на престол, мы не можем видеть в Нем только закланного Агнца, мы видим в Нем и закланного Агнца и одновременно видим в Нем победителя смерти «Смертию смерть поправ». Здесь воскресение Христово присутствует, как бы готовое прорваться светом, победою, ликованием в самом ужа­се этой крестной смерти.

Затем, вы знаете, идет ектенья, в которой мы снова молимся о различных нуждах, о нужде спасения и особенно просим, чтобы нам бы­ло дано благодатно, благоговейно неосужденно принести эту жертву, то есть участвовать в совершающемся не как убийцы Христовы, а как апостолы и как Христова семья. В конце этой ектений мы переходим все ближе к совершению тайны, и на грани этой тайны стоит наше ис­поведание веры. После Малого входа Церковь произносит первое испо­ведание веры. На вопрос, который зрительно нам ставится, кто же этот грядущий безмолвно и окруженный молвой, в Заповедях блаженст­ва Церковь отвечает «Приидите поклонимся и припадем ко Христу, спа­си нас Сыне Божий воскресый из мертвых  поющия Ти Аллилуйя», и затем Трисвятая песнь, песнь, которая принадлежит Самому Богу. И здесь, после Великого входа, после которо­го нам уже раскрылась до конца тайна Сына Божия пришедшего в мир, посланного Отцом, движимого и движущего нас Духом Святым, мы прои­зносим Символ веры, наше исповедание полной христианской веры. Но это исповедание — не умственное исповедание; как бы оно ни требовало глубокого умственного проникновения, оно покоится в другом. То­лько Бог, Которого мы исповедуем, есть любовь, и познать этого Бо­га нельзя иначе как в тайне любви, и, с другой стороны, без любви исповедовать этого Бога, не любя друг друга и не любя Бога, невозможно, потому что такая вера, вера без чувства, вера мёртвая. И поэтому, предваряя наше исповедание веры, дьякон говорит: «Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы» и хор заканчивает его фразу «Отца и Сына и Святого Духи, Троицу единосущную и нераздельную». Возлюбим друг друга, потому что иначе мы не можем едиными мыслями и единым сердцем исповедовать ту Троицу, Которая не только одно существо, но и нераздельная тайна любви. И священник, который во время или сразу после этого целует сначала святой дискос, потом святую чашу и потом престол, говорит: «Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя. Господь утверждение мое и прибежище мое». Опять это слово о любви, и сказав это, засвидетельствовав как бы любовь свою к Богу, священники служащие целуют друг друга трижды со словами «Христос посреде нас» — «И есть и будет». Если мы не в состоянии этого сделать, то мы просто не в состоянии произнести искренне, правдиво этот Символ веры, потому что исповедовать, что мы поклоняемся тому Богу, Кото­рый есть любовь, что Он — наш Бог, то есть самое бытие наше, Гос­подь наш, пример, вождь, без того, чтобы следовать единственной за­поведи Господней — невозможно, а единственную заповедь, которую мы знаем, это заповедь о любви к Богу и к человеку.

И я говорю «единственная», зная, разумеется, что в Евангелии и в Ветхом Завете здесь две заповеди, но они относятся друг к другу как две стороны, скажем, серебряного рубля — они неотделимы друг от друга. Это не обратная сторона в отрицательном смысле, но это вто­рая сторона, без которой нет первой.

Я сейчас не буду останавливаться на Символе веры как таковом, но это очень важно отметить; и следующий возглас тоже говорит в том же строе мыслей. Когда окончено пение или чтение Символа веры, дьякон провозглашает: «Станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение в мире приносити», то есть установимся твердо, станем с трепетом внутрен­ним, будем внимательны с тем, чтобы принести святое возношение в мире. Без этого мира невозможно Богу принести это возношение, как и Христос в Евангелии говорит: «Если ты принес свой дар в церковь и вспомнил, что брат твой что-либо на тебя имеет, оставь твой дар, пойди, примирись с братом и только тогда принеси свою жертву». И дальше: «Милость мира, жертву хваления». Какую жертву, какое святое возношение? Милость мира, жертву хваления. Что мы приносим Богу? Вы, наверное, знаете, что это слово милость представляет собой некоторую трудность, вы знаете, что слово «милость», слово «милосердие», слово «милый» связаны друг с другом одним корнем и мыслью о ласковости, о тепле, о любви; и вот, «милость мира» — это та ласка мира, а жертва хваления это единственная жертва, то есть приношение, кото­рое мы можем принести Богу, хвалу, пенье, любовь. И здесь начинает­ся уже, со словами «Станем добре…» то, что называется каноном литургии, то есть сердцевиной самой литургии.

Нам дается от Бога, в ответ на нашу волю, друг друга любить и нашу посильную любовь к Нему и к ближнему, в ответ на наше испове­дание Божественной любви, в ответ на то, что мы сознаём, что свою жертву мы можем принести только в мире, ласковостью мира и приношением хвалы. Господь нам даёт Своё благословение: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога и Отца и причастие Святого Духа буди со всеми вами». «И со духом твоим». «Горе имеем сердца». «Горе» значит ввысь, к Богу имеем, но не имеем в том смысле, что они есть, а это призыв, станем иметь так сердца; мы их имеем ко Господу, они обращены к Господу, и м а м ы /не «и мамы» — это не к мамам относится/. — «Благодарим Господа». — «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну и Святому Духу, Троице единосущной и нераздельной».

За этим следует молитва, которую вы не слышите, которая конча­ется возгласом «Победную песнь…». Эта молитва читается так свя­щенником: достойно и праведно Тя пети, Тя благословити, Тя хвалити, Тя благодарити, Тебе поклонятися на всяком месте владыче­ства Твоего, Ты бо еси Бог неизреченен, недоведом, невидим, непо­стижим присно сый, такожде сый, Ты и единород­ный Твой Сын и Дух Твой Святый. Ты от небытия в бытие привел нас еси, и отпадшия восставил еси паки и не отступил еси вся творя дондеже нас на небо возвел еси и царство Твое даровал еси будущее. О сих всех благодарим Тя и единородного Твоего Сына и Духа Твоего Святаго, о всех ихже вему и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниях бывших на нас — о всех Твоих благодеяниях, и о тех, которые мы сознаём и о тех, которые мы не сознаём, о тех, которые явственны и о тех, которые потаенны. Благодарим Тя и о службе сей юже от рук наших прияти изволил еси, аще и предстоят Тебе тысячи архангелов и тьмы ангелов, херувими и серафимы шестокрылатые, многоочитые, возвышающиеся пернатые, победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще: «Свят, свят свят Господь Саваоф исполнь небо и земля славы Твоея. Осанна в вышних, благословен грядый во имя Господне. Осанна в вышних” И дальше тайная молитва снова: «С сими и мы блаженными силами, Владыко человеколюбче, вопием и глаголем: свят еси и пресвят Ты и едино­родный Твой Сын, и Дух Твой Святый: свят еси и пресвят, и великоле­пна слава Твоя, иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего единородного дати /Ты так возлюбил мир, даже до такой степени, что Ты отдал единородного Своего Сына/ да всяк веруяй в Него не погиб­нет, но имать живот вечный: иже /Который/ пришед и все еже о нас смотрение исполнив /исполнив все предначертание спасения о нас/, в нощь в ниже /в которую/ предаяшеся, паче же Сам Себе предаяше за мирский живот, прием хлеб во святыя Своя и прочистыя и непорочныя руки, благодарив, и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим учеником и апостолом рек: «Примите, ядите, сие есть тело Мое еже за вы ломимое во оставление грехов». Подобие и чашу по вечери глаголя: «Пиите от нея вси, сия есть кровь Моя Нового Завета еже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов». Поминающе убо спасительную сию заповедь и вся яже о нас бывшая /всё, что нас ради случилось/, крест, гроб, тридневное воскресенье, на небеса восхож­дение, одесную седение, второе и славное паки пришествие, Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся, Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молимтися Боже наш”.

Вот одна, можно сказать, единственная молитва, которая произ­носится то тихо священником, то вслух, то перехватывается хором, то перемежается с дьяконским ответом и хоровым ответом «Аминь». Это молитва, где вспоминается в одной картине всё дело Божиего домо­строительства о нашем спасении. Мы начинаем с того, что поём Его за то, что Он есть и какой Он есть, затем благодарим Его за то, что Он нас вызвал из небытия, сотворил, за то, что Он, несмотря на то, что мы от Него отступили, Сам от нас не отступил, что Он всё совер­шил нужное, чтобы нас оторвать от земли, от вечного земного плена и вернуть к небу и даровал нам уже на земле будущее царство вечной жизни. Благодарим мы Его и Сына Его единородного и Духа Святого о всех Его благодеяниях ведомых и неведомых, потаенных и явных; бла­годарим Его, наконец, о том, что Он нам, людям грешным, слабым дал совершить эту службу, поистине Божественную, перед которой ан­гелы трепетно стоят и поют победную песнь, ту песнь, которую можно петь только потому что в смерти уже победил Христос, победную песнь «Свят, свят, свят Господь», и мы с ними, присоединяясь к их ангельскому пению тоже воспеваем Его потому что Он свят, Он пресвят, Он и единородный Сын и Дух Святой. Он свят и пресвят, и слава Его, то есть сияние Его великолепно, потому что Он так возлю­бил мир, что отдал Сына Своего, Который пришел, всё сделал, что Ему было поручено, и в ночь, в которую Он был предан — нет, не предан, а Сам Себя предал за жизнь мира, взял хлеб в пречистые, непорочные руки, благодарил, благословил, освятил, преломил и дал святым Своим ученикам.

И вот, вспоминая всё это, что было для нас Богом сделано, крест­ную Его смерть, положение в тридневный гроб, воскресение в третий день, вознесение, победное Его сидение одесную Бога и ожидаемое нами второе пришествие в славе, мы приносим Ему за всех и за всё этот хлеб, это вино и мы Ему поем и благодарим и молимся. Здесь во­споминание обо всём, но это воспоминание не является погружением в прошлое, это погружение в настоящее, или, вернее, в то вечное, ко­торое вот-вот брызжет через настоящее, сияет в самом содержании настоящего и переходит от видения прошлого, которое сейчас нам соприсутствует, потому что в Боге нет отжившего прошлого, а есть то­лько прошлое, которое вобрано в каждое мгновение настоящего, соста­вляя Его настоящее, Его ныне. Вглядевшись в это мы переходим в са­мую тайну, в том, что то, что было когда-то одновременно есть и сейчас, и что та Тайная Вечеря, которая была когда-то совершена, она для нас не в прошлом: потому что Бог вечен, потому что все эти вещи истинны вовек, мы в них вступаем, мы в эту Тайную Вечерю всту­паем, мы в ней находимся, и вот здесь мы можем начать те молитвы, которые приведут к освящению Святых Даров. «Не только приносим песнь, благодарение и молитву, но мы еще приносим Тебе словесную и бескровную службу, и просим и молим и милися деем /умоляем Тебя/, ниспосли нам Духа Твоего Святаго на ны /то есть на нас/ и на предлежащия дары сия». Здесь доводится почти к завершению мысль, кото­рая через всю литургию идет, о том, что освящается и народ, и хлеб, и вино; всё, что в этом храме обновляется освящением Святого Духа, и мы молимся, чтобы Святой Дух нас освятил, и хлеб и вино освятил, дары освятил, потому что если не будут освящены дары, не будет при­чащения тайне Христовой, но если мы не будем освящены, то мы не можем принять этих святых Даров иначе чем в суд и во осуждение. И поэтому мы молимся, чтобы эти два потока Божественного освящения довели бы нас до встречи.

И вот первое, мы молимся о себе; «Господи, иже Пресвятаго Тво­его Духа в третий час апостолам Твоим ниспославнй, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящихтися. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от ли­ца Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене». И только тогда мы молимся о том, чтобы хлеб был освящен, потому что теперь мы ве­рим, есть, кому его принять: «И сотвори убо хлеб сей честное Тело Христа Твоего, а еже в чаше сей, честную Кровь Христа Твоего; пре­ложив Духом Твоим Святым». Вот здесь завершается освящение даров. Встреча двух освященных, то есть Церкви, в частности причастника, и даров, совершается дальше, в момент когда, предупреждая нас об этой тайне, священник произнесет слова «Святая святым», то, что свято тем, кто святы, то, что освящено тем, кто вами освящены, и окончательная встреча уже не верой и подготовленностью, а на самом деле причащение Святых Даров.

В следующей беседе мы начнем разбор литургии вот с этого места,
после освящения Даров, последующей за этой молитвы, причащения и окончания литургии.

Опубликовано с сокращением: «Труды» Т.2. 2002. М.: Практика