О литургии. «С миром изыдем»
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Перед самым окончанием Божественной литургии, когда мы в течение долгого времени стояли не только перед лицом Самого Бога, но в тесном родстве с Ним — близким, родным — мы провозглашаем: С миром изыдем! — выйдем теперь в жизнь, в нашу обычную, ежедневную жизнь с новым миром; но каким? С миром Христовым. Выйдем из этого храма, оставив здесь как бы на сожжение, на окончательное уничтожение всё, что разрушает внутренний мир, внутренний покой.
Мы приходим сюда, становимся перед судом Бога, Который так нас возлюбил, что умер на кресте нашей, человеческой смертью, для того, чтобы мы были свободны; мы стоим перед судом нашей собственной совести, и этот суд порой бывает суров; каждый раз, когда кто из нас приходит на исповедь — как он себя упрекает, как честно, искренне говорит о том, что он грешен, как тяжко и темно делается от этого сознания, что в течение дней, порой лет, мы живем как бы в тумане, в дурмане раздражения, зла, злобы, неправды; и как мы говорим тогда Христу: Боже, согрешил! Боже, я чувствую, что я недостоин даже Тебе говорить о моих грехах, потому что Ты чист и я не хочу Тебя ими сквернить! Как могу я приступить к святым Тайнам нечистый…
В эти моменты нам ясно, как мы недостойны и как мы заслуживаем Божиего суда — и тут же просим прощения, и уверены, что Божия любовь, даже человеческая любовь победит, и Господь нам скажет: Прощаю! Иди в мире — только больше не греши так… И если мы обращаемся, как мы должны бы, перед каждой исповедью, к нашим близким, кого мы оскорбили, унизили, чем бы то ни было, — если мы подходим к ним и говорим: Прости — я теперь становлюсь перед судом неумолимым, правдивым судом своей совести — ты меня прости, потому что иначе Бог меня простить не может — тогда мы слышим милосердное слово: Да простит тебе Господь, конечно я тебя прощаю… Но правда ли это? Прощаем ли мы по-настоящему, или только на короткое, короткое только время того, кто к нам приходит за прощением? Отпускаем ли мы людей на свободу навсегда, как мы надеемся, что Бог нас отпустит на свободу навсегда, простив, очистив, омыв все наши грехи?…
И вот мы получаем прощение, мы стоим у Божественной литургии, мы — дети Божии, мы причащаемся, называем Его Отцом, и отсюда мы выйдем в жизнь; должны в жизнь выйти с миром Христовым, т.е. войти в жизнь и приносить туда то примирение, то прощение, ту любовь, о которой мы просили сами — иначе чего стоит наше покаяние?… Мы говорим: «Я грешный» — да, грешный, но тебя прощает Бог; неужели ты не можешь простить другого? Неужели ты не можешь всякую обиду, всякое унижение простить, как тебя прощает Бог за твою глубочайшую неверность Его Евангелию, Его правде?..
И если мы не можем это сделать, тогда мы можем сделать, хотя бы другое: воспринимать всё в жизни, самое горькое, самое обидное, унизительное, оскорбительное как заслуженное — потому что если мы не можем в этот мир войти как вестники Царства Божия, Царства любви, то мы должны переносить все последствия темного человеческого раздора и зла, которые властвуют вокруг нас. Если ты сам не можешь простить — не проси, чтобы тебя простили, или чтобы к тебе относились лучше, чем ты относишься к Богу; всё принимай, любую пощечину, любое оскорбление, любое унижение как от руки Божией, потому что ты вне Его царства, если ты сам не можешь простить… Подумаем о том, с чем мы из этого храма сейчас выйдем; мы призваны выйти прощенными, очищенными, приобщенными Царству, с миром Христовым: с этим мы выйдем или нет? А если мы с этим не выйдем, то знать мы должны, что мы войдем в гущу и во тьму горького человеческого царства, но тогда мы всё должны вынести как заслуженный — не крест, а наказание. Аминь.
Опубликовано: «Мир всем». 1996, июль.