Святость материи в проповеди митрополита Антония Сурожского: безграничная динамика

Досточтимые отцы, коллеги, дамы и господа!

Материя занимает важное место в проповеди митрополита Антония — это та тема, в рассмотрении которой он развивает святоотеческое учение в наиболее интересном направлении, соотнося его непосредственно с современными вопросами и вызовами. Эта тема центральна в вопросе о Воплощении, а также в таких фундаментальных обрядовых выражениях Православия, как почитание икон и мощей святых. Место материи в нашей повседневной жизни, особенно в контексте современного общества, — это главная тема, нуждающаяся в исследовании в соответствии с Преданием Церкви и его ролью в таком современном обществе, где продолжается вековое противостояние между духом и материей, теперь на фоне развращенности потреблением и преклонения перед деньгами.

Я хочу горячо и искренне поблагодарить организаторов этой конференции за приглашение, дающее мне возможность поразмышлять над вопросами, которые присущи мысли и учению митрополита Антония. Также я глубоко благодарна за предоставленную мне возможность вступить на землю Святой Руси и впервые посетить Москву. Особая моя благодарность Елене Садовниковой за ее усилия по организации этой конференции и неустанную поддержку на всех стадиях ее подготовки.

Я встретила митрополита Антония в русском соборе в Лондоне и оставалась в его церкви до 1998 года. Кроме знакомства с неотразимым обрядом русской традиции, который отзывался в самой глубине моего сердца, мне выпал счастливый опыт присутствовать на богослужении митрополита Антония, на Литургии, но также на его беседах и церковных собраниях, проходивших регулярно на Эннисмор Гарденс. Его свидетельство о православной вере глубоко повлияло на меня как в моих исследованиях, так и — что важнее — в моей жизни. Для греческой студентки, изучавшей византийскую культуру, ничто из того, что высказывал митрополит Антоний, не было очевидным. Другими словами, все это было новым, и в то же время его учение глубоко обновляло мое понимание прошлого и настоящего, истории и современной жизни.

Из множества важных моментов в размышлениях митрополита Антония я решила остановиться на теме святости материи, так как с моей точки зрения она представляет собой одно из сильных мест в мысли и практике Владыки; и в то же время это важнейший вопрос православного богословия, особенно релевантный в современных условиях, когда дух и материя борются на фоне глубокого духовного и материального кризиса. Ясно помню, какое недоумение возникло во мне, когда я услышала, как Владыка говорил о христианском материализме, употребляя эту марксистскую формулу в христианском контексте. Я процитирую его сравнение Маркса с Иоанном Златоустом: «Маркс говорит, что пролетариат не нуждается в Боге, потому что человек стал его богом. А Иоанн Златоуст: “Если ты хочешь измерить величие человека, подними глаза свои к престолу Божьему, и ты увидишь Слово Воплощенное, носящее плоть человеческую, сидящее одесную Славы”. Вот два самых ясных выражения современной ситуации. И все­таки в обоих случаях именно человек оказывается в центре всего».

Чем этот христианский материализм может быть в контексте прошлого и настоящего Православия? Размышляя над этим вопросом более десяти лет, я пришла к пониманию, что Владыка тем самым указывал, избегая подхода школьного богословия, на один из краеугольных камней нашей веры — принятый на VII Вселенском соборе в Никее в 787 г. догмат, в огромной степени определивший контуры и сущность Православия в Византии, на Балканах, в России и далее.

Прежде всего, посмотрим, что мы имеем в виду, когда говорим о святости материи. Это выражение не означает, будто святость внутренне присуща материи, то есть мы не пытаемся сказать, что материя пронизана святостью по самой своей природе. Но мы не утверждаем и обратного. Материя, как все предметы, энергии, понятия, чувства и т.д., существует, будучи сотворенной Богом, и то, какова она, зависит от того, как она используется, от того, какую роль она играет в вопросе жизни и смерти. Хотя материя сотворена Богом, она последовала за человеком в его отпадении от Царства Божьего. Чтобы быть более точными, следует говорить о потенциальном ее освящении, особенно после Воплощения Слова. Как писал Григорий Богослов: «все, что Он воспринял,  Он спас», — и это относится к материи в той же мере, как к человеку и его падшей природе.

Как это освящение материи отражалось в мысли и практике митрополита Антония? Изучая записи, которые я делала в течение лет, проведенных рядом с ним, я обнаружила упоминания о том, что он мало ценил материальные блага. Он определенно был человеком, прошедшим через трудные времена, и обладание мало значило для него, если вообще что­то значило. Однако это не мешало ему воспринимать материю как часть творения, и ее, как и все сотворенное, нужно привести обратно к Богу через молитву. Как я понимаю, ключом к освящению материи, согласно митрополиту Антонию, является молитва. Именно через молитву человек приходит к полноте бытия, бывает восстановлен к замыслу об образе и подобии, по которому и для которого он был сотворен Богом. Молитва — это мост, связывающий человека с Богом в том, что Владыка описывал как исполненную жизни встречу реальных существ. Во многих своих статьях, проповедях и беседах о молитве он упоминает собственный опыт и дает советы по разным аспектам молитвы. Митрополит Антоний видит, как через молитву различные части человеческого существа (тело, душа, разум) воссоединяются, и человек встает перед Богом Живым. Вот его слова: «Человек, ставший реальным и истинным, может стоять перед Богом и приносить молитву с абсолютным вниманием, в единстве ума, сердца и воли, когда тело находится в полном согласии с движениями души. Но пока мы не достигли такого совершенства, мы все же можем стоять в присутствии Божием, сознавая, что мы частью реальны, а частью нереальны, и приносить Ему все, что можем, но в покаянии — исповедуя, что все еще так нереальны и так не способны  к целостности. Ни в какие моменты нашей жизни, — ни тогда, когда мы еще совсем далеки от внутреннего единства, ни тогда, когда мы уже на пути к нему, мы не лишены возможности стоять перед Богом».

Я хочу остановиться на этих словах и посмотреть, что именно имеет в виду митрополит Антоний, когда говорит о внутреннем единстве в противоположность частичной реальности, и как эта идея сочетается с рассуждением о святости материи. Митрополит Антоний говорит, что во времена Ветхого Завета человек мог быть праведным. В противоположность этому, «заповеди Нового Завета никогда не делают человека праведным». Но с приходом благодати, с момента Воплощения человеку дается возможность спасения. Богословие Воплощения создает абсолютную основу для освящения материи, о чем свидетельствуют все аспекты иконоборческих споров, что нашло утверждение в доктринальных формулах VII Вселенского собора.

В условиях ограниченного объема этой статьи я бы хотела, во­первых, привлечь внимание к базовым концепциям, пронизывающим святоотеческие взгляды на освящение материи, особенно в средневизантийский период, и, во­вторых, изучить те способы, которыми, как я понимаю, митрополит Антоний в своем учении делал эти принципы релевантными для своего времени, когда природа материи со всем, что из нее вытекает, стала особенно важной для жизни людей.

Здесь нужны некоторые объяснения, касающиеся основных вопросов иконоборческих споров, характерных для средневизантийского периода. Общепризнано, что иконоборчество было единственным случаем, когда вспыхнули яростные споры по такой философской теме, как художественное изображение, и, как следствие, по вопросу о ценности материи. Связь между первообразом и образом проанализирована в целом ряде работ св. Иоанна Дамаскина, в частности, в его проповедях на Успение Богородицы. В них св. Иоанн проводит различение между первоисточником и образом, показывая, что задачей отображения является указать на Божественное. Это напоминает мне Одигитрию, иконографический тип, где Божия Матерь держит на руках Христа и указывает на Него как на единственный истинный Путь. Такой тип иконы с христологическими коннотациями был развит в средневизантийский период как видоизменение ранее существовавших более иератических изображений Марии.

Важно отметить, что все авторы и богословы, отстаивавшие иконопочитание, делали это на основании богословия Воплощения, согласно которому материя сама по себе не хороша и не плоха, но благодаря тому, что ее воспринимает Слово Божие при Воплощении, она обретает возможность быть освященной. В спорах на переднем плане был вопрос об изобразимости Божественного, но важность материи в этих спорах подтверждается и почитанием мощей святых, которое было вторым предметом раздора между сторонами. Последним (по порядку, но, безусловно, не по значению) был вопрос о Матери Божией, который хотя и не впрямую относился к иконоборческим спорам, но играл важнейшую роль, так как именно через Нее Слово Божие стало плотью, восприняв материю и дав ей возможность освящения.

Понимание митрополитом Антонием роли Матери Божией раскрывается в его комментарии к евангельскому рассказу о браке в Кане. Здесь Владыка находит повод подчеркнуть величие и значение роли Марии в Божественном замысле, сопоставляя Ее отклик в двух ситуациях: брак в Кане и Благовещение. Он говорит: «Своим отношением Она совершает полный, целостный и неограниченный акт веры, той веры, на которой основывалось Благовещение. Свидетельство веры, которое Она принесла, став Матерью Младенца Христа, теперь проявляется во всей своей полноте… Пресвятая Дева этим актом веры установила предпосылки Царства и открыла двери Богу». Здесь мы видим, как те три темы, о которых я говорила ранее, то есть природа материи и художественное изображение, почитание мощей и роль Богоматери, переплетаются в богословии митрополита Антония, когда он обращается к вопросам о границах между видимым и невидимым, между миром сим и Царством Божиим. В понимании митрополита Антония молитва, определенно, — среда, соединяющая временную и вечную жизнь. Его определение Царства Божьего —   «то, что мы приносим Богу чистым, непорочным сердцем». Он приводил древнее высказывание: «Бог везде, куда человек Его впускает», — чтобы показать потенциальное освящение природы и материи через молитву, веру и встречу. В его проповедях и беседах мы часто встречаем образ освященной воды, мы можем увидеть его в разных контекстах, будь то комментарии на брак в Кане или проповедь на Крещение Господне. Митрополит Антоний говорит об истощенной, бесплодной, грязной воде земной и ее восстановлении как части Божьего творения, как источника жизни вечной. Эта вода «становится вином Царства, откровением чего­то большего, что позволяет браку [в Кане], начавшемуся как событие человеческое, разверзнуться в меру Царства Божия».

Взаимообмен между человеком и Богом, впервые предложенный Кириллом Александрийским в V веке по отношению к теме Воплощения в контексте несторианских споров, находит свое отражение у митрополита Антония в метафоре железа и огня. Эта метафора говорит, что железо после пребывания в огне обретает его свойства, и то же самое происходит, когда человеческая и Божественная природы встречаются в Воплощении Слова.

Человеческое и Божественное, видимое и невидимое становятся единым или обретают возможность быть единым благодаря жертве Слова, Которое открыло путь спасения. Митрополит Антоний обладал благодатной способностью делать невидимое присутствие Божие доступным для его паствы, аудитории, собеседников при любых обстоятельствах. Говоря о молитве молитвенно, он выполнял роль проповедника и священника, становился мостом, связывающим настоящее с жизнью будущего века. Самой большой проблемой в молитве для всякого человека является рассеяние внимания, постоянное движение души и ума, трудно подчиняющееся контролю, а у митрополита Антония был дар собирать вместе свою паству и приводить ее в любви к ногам Божьим.

Митрополит Антоний позволял людям ощутить себя присутствующими в событиях, о которых рассказывают Библия и писания святых отцов. Тем самым он придавал релевантность евангельской вести для повседневной жизни в XX столетии, времени растущего потребительства, когда дух почти потерял право на существование. История и сказания становились подлинными, делались средством, благодаря которому человек отождествлял себя с персонажами, которые также испытывали страдания, встречались с искушениями, но также и получали вознаграждение в исполненных мира отношениях с Богом. Благодаря его проповедям и беседам очень многие уяснили для себя, каким образом история и библейские рассказы могут относиться к сегодняшнему дню, как можно услышать голос Божий, который звучал в саду прежде грехопадения, ощутить горячий песок пустыни, отчаяние людей в плену, надежду и трудности Израиля при виде Земли обетованной, освящение природы и материи через рождение Младенца Иисуса благодаря безграничной вере Девы Израильской. И как все это, прорывая границы между историей и настоящим временем, между видимым и невидимым, может надежно привести человека в тихую гавань Божию, как византийские проповедники и поэты называли Небесное Царство.

Ответы на вопросы

Вопрос из зала: Я вспоминаю одну из бесед владыки Антония (по-моему, ее даже здесь на одном из подготовительных семинаров несколько лет назад показывали), где он говорит о некоем пожилом священнике, который во время Евхаристии вдруг увидел чашу и увидел, что в Евхаристической чаше, в этом Веществе, в Крови и Теле Господнем, узнает себя вся материя, от атома до звезды, какой она должна стать, — преображенной в Царстве. Если можно, ваши несколько слов, может быть, о связи Евхаристии и материи, о святости материи?

Ники Цирони: Совершенно верно, Евхаристия — это тот момент, когда вся теория о святости материи, описанная в богословских трудах, становится реальной, момент, когда Христос среди нас. Это ощущение слишком сильное, чтобы передать его словами.

Зачастую нам трудно понять то, о чем говорит митрополит Антоний в своих проповедях, когда говорит о дуалистическом понимании добра и зла, которое преследовало человечество век за веком до настоящего времени.

Вопрос из зала: Может быть, я опоздал и не услышал, но прозвучало ли что-то о Фаворском свете, о паламизме, в связи с преображением материи? По-моему, эти вещи неразрывны?

Ники Цирони: Да, вы очень правильно говорите, это действительно так. В некотором смысле вопросы святости материи и молитвы можно воспринимать как вопросы, помогающие нам воспринимать Божественный свет. Но я старалась сосредоточиться на этом, рассматривая примеры до периода иконоборчества, когда задавались вопросы по поводу материи.

Я сосредоточилась на этом периоде, потому что тогда на передний план выходили вопросы о материи, об иконах, почитании святых мощей и Богородицы. Я думаю, это вопросы ключевые для нашего опыта в Церкви и того, что за ним стоит.

Я могу добавить: период до иконоборчества заложил основу для исихастского богословия, исихасты в основном были сосредоточены на роли тела в молитве. Е. Ю. Садовникова: Владыка неоднократно говорит о том, что православные не создали богословия материи. Не могли бы вы прокомментировать это высказывание? У меня закрадывается «крамольная» мысль, что, может быть, он-то как раз и пытался работать в этом направлении, потому что обычно он не просто вздыхает, что чего-то нет, а пытается заполнить этот пробел.

Ники Цирони: Здесь вы можете получить информацию из первых рук, потому что я задала  прямой вопрос Владыке лично. Этот вопрос был связан с темой моей диссертации. Мне на самом деле хотелось понять связь между материей, Божией Матерью и проблемой освящения. И я была крайне озадачена его ответом, потому что он оказался совсем иным, не тем, что я ожидала и читала: что все зависит от применения, от использования, что нет ничего заданного и однозначного, требуется все завоевывать, за все приходится бороться шаг за шагом.

Если читать писания отцов, то увидишь, что они указывали на святость материи, но Владыка развил это их направление.

Барбара Ньюман: Я хочу добавить к тому, что вы говорили об освящении воды. Помню проповедь Владыки на праздник Богоявления, в которой он говорил о Крещении Христа, как вода была грязна из-за грехов людей, которых крестил Иоанн Креститель, погружая в эти воды. Но Христос вошел в эти воды и очистил их Своим присутствием, взяв на себя все грехи этих людей, очищая и освящая воду. Поэтому у освящения материи есть трагический аспект. Не могли бы вы прокомментировать?

Ники Цирони: Да, вы подняли очень интересный вопрос. Меня поражало то, что Владыка соотносит воды Иордана с водой, превращенной в вино, в Кане Галилейской. Он приводит образ загрязненной воды Иордана и воды, которая становится вином, в другом комментарии. Он указывает на космическое измерение этого таинства и на встречу Христа с окружающим миром.