Протодьякон Петр Скорер

Таинства. Обожение плоти

Когда время от времени ко мне обращаются из местных школ с просьбой показать ученикам наш маленький храм и что нибудь рассказать о нашей церкви, я пытаюсь им объяснить, пользуясь иконами и архитектурой храма, смысл нашей веры.  И в первую очеред я обращаю их внимание на икону Христа Пантократора, Вседержителя.  Обычно такая икона находится в куполе, а у нас нет такого купола, и икона над иконостасом.  Кого вы видите на этой иконе?  Кто это может быть?  Смотрите, Он сидит на престоле, он Царь.  А что делает Царь?  О царствует.  А как называется то над чем он царствует?  Царство!  И таким образом я могу начать рассказывать о Царствии Божием.  Входя в храм, мы вступаем в иное Царство чем то над которым управляет наша королева.  Находясь в храме, мы переносимся в Царствие Бога Живаго.

Вспомним слова Владыки о храме:

Мне вспоминается, как много лет тому назад, в середине тридцатых годов, приезжал в Париж митрополит Литовский и Виленский Елевферий. Он посетил наш храм, который ютился в трущобе и был так мал, что когда Владыка вошел в храм и стоял у царских врат, его мантия была у входных дверей. Священник, встречая митрополита, благодарил его, что он пришел в такой скромный, малый, незначительный храм. И Владыка Елевферий его остановил, сказав: «Никогда не говорите о незначительности храма Божия. В храме обитает полнота Божества, ваш храм шире небес».  

ДОМ БОЖИЙ  Три беседы о Церкви.

И в этом Царствии другие законы.  Если в секулярном мире наши правители создают сотни и тысячи законов, большинство из которых говорят НЕТ, нельзя, то в Царствии Христа только два закона — любить Бога и любить ближнего.

Потом я обращаю их внимание на иконостас.  По-английски часто говорим не только ikonostasis,  но также icon screen.  И задаю вопрос, что такое screen?  Экран — в кино или на компютере.  А какие еще бывают?  м.б ширма, решетка, отделяющая одну часть храма от другой?  И то и другое,  экран нам что-то показывает, рассказывает, а ширма прячет, отгораживает.  А что по ту сторону иконостаса?  Святая Святых, место пребывание самого Бога. Помните ветхозаветный храм.  А почему мы отделены от этого места?

Опять Владыко:

…  почему храм разделен на две части и что представляет собой алтарь по отношению к остальному храму. Да, действительно, иконостас отделяет народ от алтаря. Но мы должны помнить, что храм представляет область, в которую пришел Христос и где совершается постепенное возрождение каждого человека, человек как бы проходит тут путь спасения. А алтарь представляет собой место, где живет Бог. Я, например, до того как стал дьяконом, никогда в алтарь не входил, считая, что это священное место, куда можно вступить, только если ты посвящен.

Беседа с протоиереем Сергием Гаккелем в религиозной программе русской службы BBC (18 декабря 1994 — март, июль 1995 г.)

И я дальше стараюсь пояснить школьникам, что такое грехопадение, что мир, в котором мы живем, обезбоженный, что мы с Адамом сами себя изгнали из рая.

Владыко об этом говорит в проповеде на Прощеное Воскресенье:

Заключились двери райские; осиротел человеческий род, на земле мы ходим в потемках естественной жизни, где еле брезжит свет Христов. Родина наша небесная где-то далеко от нас, и как изгнанники мы тоскуем, тоскуем по той радости, которую пережил блудный сын, когда он вернулся в отчий дом, тоскуем по той радости, о которой все изгнанники земли думают, когда вспоминают потерянное отечество и все мы, когда думаем о том, что когда-то было — чистое, светлое, что погибло, из-за наших грехов, из-за нашей помраченности сердечной.

И вот Адамов плач в течение тысячелетий и тысячелетий возносится к небу. Плачет сиротный Адам в лице каждого своего сына, каждой дочери своей, плачет и зовет Бога своего вернуть его в первобытную радость, вернуть ему дружбу Свою и вернуть ему Свою любовь. А Бог никогда ни любви Своей, ни дружбы Своей не отымал от нас, только мы далеко от Него ушли, потеряли чуткость сердца, не слышим уже Божественного гласа, не чуем уже близости Господней.

Проповедь на Прощеное воскресение

Продолжая мою беседы с учениками, я опять обращаю их внимание на иконостас.  Что еще изображено на нем?  Иконы Спасителя и Богородицы.  А еще?  Двери.    На Царских вратах изображена икона Благовещания:

Опять Владыко.

«Благовещение – это день благой вести о том, что нашлась во всем мире людском Дева, так верующая Богу, так глубоко способная к послушанию и к доверию, что от Нее может родиться Сын Божий. Воплощение Сына Божия, с одной стороны, дело Божией любви – крестной, ласковой, спасающей – и Божией силы; но вместе с этим воплощение Сына Божия есть дело человеческой свободы. Св. Григорий Палама говорит, что Воплощение было бы так же невозможно без свободного человеческого согласия Божией Матери, как оно было бы невозможно без творческой воли Божией. И в этот день Благовещения мы в Божией Матери созерцаем Деву, Которая всем сердцем, всем умом, всей душой, всей Своей крепостью сумела довериться Богу до конца.

 … в празднике Благовещения Божией Матери переплетаются таинственно и страшно, страшно и дивно эти два настроения. С одной стороны – как не ликовать, как не изумляться и не трепетать при мысли, что глас Господень достиг Пречистой Девы Богородицы и ангел возвестил Ей, что Сам Бог через Нее станет человеком, войдет в этот мир, и что приходом Божиим весь мир уже будет преображен, уже не будет стоять лицом к лицу со своим Творцом только в трепете и благоговении, но будет ликовать, что в нём, в его сердцевине — Сам Бог: не только о том, что человек так велик, что Бог мог с ним соединиться, но вся тварь вещественная, видимая соединена с Ним таинственно …

из проповедей

Преграда, отделяющая нас от Бога, преодолена Его сошествием к нам. Царские врата открываются и мы видим престол, на котором лежит Евангелие —  и Сам Господь наш Иисус Христос, Слово Божие выходит через эти врата к нам в образе Евангелия и обращается к нам.  И через эти же врата он Сам является нам в чаше, и Он зовет нас:  “Со страхом Божиим и верою и любовию приступите».

Еще из проповеди Владыки:

И когда мы подходили к причастию, и я, и вы — мы получили причащение Святых Тайн невидимо Его рукой. Разве это не дивно, разве это — не такое чудо и не такая радость, чтобы нам всю неделю, больше того, может быть, всю жизнь ее пронести с собой. С нами был Бог, мы были с Ним, и не как чужие — как Ему родные, как самые Ему близкие люди, с которыми Он хотел разделить обед Свой, Тайную Свою Вечерю, дать нам тот хлеб, который Он претворил в Свое Тело, дать нам то вино, которое Он превратил в Свою Кровь, чтобы не только мы были сегодня с Ним, но чтобы Он хлебом и вином, Телом и Кровью Своей вошел в нас, стал нами, и мы стали, сколько мы можем это понести, тем, что Он есть, таким человеком, которым Он был на земле.

О Божественной литургии

И давайте еще раз вспомним любимый его образ:

А говоря  о человеческой душе и теле, вмещающих Божие присутствие, мне вспоминаются слова святого Симеона Нового Богослова. Вернувшись в свою убогую келью после причащения Святых Таин, он сидит на скамье, которая ему служит и кроватью и сидением. Старый уже человек, он глядит на свои руки, созерцает свое тело и говорит: «Как страшно: эти обветшалые руки, это ветшающее и умирающее тело — это тело Самого Христа, и эта убогая келья — шире небес, потому что небеса не могут собой охватить всю полноту Живого Бога, а в этой келье, через мое телесное присутствие, потому что я причащен Святых Таин, обитает вся полнота Божества телесно».

ДОМ БОЖИЙ Три беседы о Церкви [1]

И тут я приступаю ко главной теме доклада —  о таинствах и о обожении плоти.

Над ней я долго мучился, и пересказывать слова и передавать мысли такого великого проповедника и учителя было бы недостойно.  Поэтому в заключение, хочу вам прочитать два отрывка из его бесед о таинствах.

Поэтому совершение таинств имеет значение не только для нас, людей, которые приобщаются им, но имеет вселенское, космическое значение. Когда Христос стал человеком, этот видимый нами мир принял в себя Божество, соединился с Ним и вырос в совершенно небывалую меру. В Вознесении же Господнем мы видим, что то же самое тело Христово, пусть воскресшее, но все равно человеческое тело, то есть вещество этого видимого мира, возносится, и Христос восседает одесную Бога и Отца, и наша вещественность, видимый состав этого мира входит в самые глубины Троичной тайны. И каждый раз, как совершается таинство, вещество нашего мира переживает перемену.

Что случается на самом деле с этим веществом в таинстве? Своей верой, тем, что он — Божий, человек изымает из контекста падшего, греховного, тленного мира какую-то, пусть самую малую, частицу: небольшое количество воды, которая станет крещальными водами или водами Богоявления, или частицу хлеба и немного вина, или масла, или то сложное вещество, которое мы называем миром. Оно изымается из контекста греха, падения, обезбоженности и человеческой верой приносится в дар Богу. И Бог дар принимает, и эти воды, этот хлеб и вино, и масло, и миро вырываются из тленного мира и возвращаются в нетленный. Они возвращаются в свободу, они делаются такими, какими их задумал и создал Господь. Больше того: при сотворении они создавались со всеми возможностями преображения, а теперь сошествием и действием Святого Духа они уже принадлежат тайне будущего века и делаются такими, какими будут явлены в будущем веке.

Каким образом тварное вещество может нас приобщать тому, чего мы сами достичь не способны? Дело в том, что тварь порабощена греху, вернее, порабощена несовершенству человеческим грехом, но как таковая тварь остается безгрешной, и поэтому Бог может все тварное освятить полнотою Своего присутствия и благодати и через тварь передать нам этот дар благодати и Богоприсутствия. Когда Бог стал человеком, Он приобщился ко всему веществу вселенной; вещество вселенной могло Его принять, — оно Богу никогда не изменяло, никогда не восставало против Бога. И вот в таинствах Господь Иисус Христос берет, скажем, хлеб и вино, при крещении берет воду, при миропомазании елей и т.д., и это вещество соединяет с Собой, так, чтобы это вещество, передаваемое, отдаваемое нам, могло нас освятить. В водах крещения, силой освящаемых вод, мы очищаемся от нашего греха. В даре Святых Таин мы приобщаемся Телу и Крови Христовым, потому что хлеб и вино могут приобщиться Богу непосредственно, даром Божиим, тогда как мы сами, просто своей волей, не можем больше этого сделать.

 И последнее:

Призвание человека состоит в том, чтобы, будучи по природе единым с тварным миром, стать единым с Богом по благодати, для того, чтобы соединить Творца и тварь. Задача не в том только, чтобы исцелился, стал бы «цел» человек, искупленный Иисусом Христом, не только в том, чтобы, искупленный и исцеленный, он предстоял Богу, но в том, чтобы «синергически», т.е. «содействием» (взаимодействием) Бога и человека все человеческое естество было преображено, и стало, по слову Св. Ап. Петра «участником Божественного естества» — путем обожения реального, а не метафорического.

Цель человека, его призвание, превосходит его самого: не только в себе, но и за пределами своего человечества, он призван Бога трансцендентного, несоразмерного никакой твари, вездесущего, и вместе с тем непостижимого, сделать имманентным себе, и чрез себя миру, нераздельно, хотя и неслиянно, соединенным тварному миру; чтобы неизменный, личный неущербный Бог стал воистину «вся во всех», чтобы для живой твари Он был более реален и близок, чем сама жизнь.

О СОЗЕРЦАНИИ И ПОДВИГЕ Париж, сентябрь 1948 г.