Воскресенье 5-е Великого Поста

Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.

Изо дня в день Евангелие всё настойчивее говорит нам о том, что грядет Господь на вольную страсть: «Се, восходим во Иерусалим и Сын Человеческий предается в руки грешников, и оплюют Его, и убиют Его, но в третий день воскреснет…» Об этом настойчиво, изо дня в день, говорит Евангелие нам. И как нам относиться к этим словам и к тому, что на Господа нашего грядет смерть, что не только Он к ней идет, но она неминуемо идет на Него, по­губить Прекраснейшего из сынов человеческих?

Многие из нас, после долгой их болезни, теряли родных, близких, дорогих; многим из нас было сказано — или сердце под­сказало — что вот, остаётся немного дней, и смерть пожнёт че­ловека, и придет разлука. Как мы тогда относились к умирающему, как мы тогда относились к самим себе? Разве не делается тогда ясным, когда мы можем почти что сказать, что остался десяток дней до смерти человека, неделя, день, может быть, только час, разве не делается тогда ясным, что вся жизнь сосредотачивается на одном только этом умирании любимого? Тогда жизнь приобретает небывалую глубину; тогда каждый час и каждое мгновение делается бездонно глубоким и значительным, тогда становится так ясно, что не может быть пустого, праздного, бесцельного, бес­смысленного слова и поступка, что каждый поступок, каждое сло­во, каждое действие, каждая мысль должна быть живым, творчес­ким выражением всей любви, которая накопилась за многие годы, выражением всей глубины отношений, которые сложились за жизнь. Тогда хочется, чтобы каждая мелочь имела глубину вечно­сти, была в меру вечности, которая уже зияет, уже окутала, охватила и умирающего, и тех, которые вокруг него ждут тайны смерти.

И так мы должны были бы сейчас идти к страстным дням; нам говорит Церковь, нам повторяет Евангелие, Божие собственное сло­во, что грядет Господь на смерть; мы знаем, что умереть-то Он должен только из-за нас и ради нас; и потому мы мимо этой смерти никак не можем пройти. Евангелие, страш­ная благая весть нашего спасения, говорит нам, что недолго, меньше недели ждать, что в среду мы будем вспоминать Гефсиманский сад, в чет­верг будущей недели мы будем стоять и смотреть, беспомощно, раздираясь душой или оцепеневая от ужаса, на то, как на Кресте умирает человек, Сын Божий, ради нас, из-за нас.

Как же нам провести остаток дней? Неужели только просто дать времени течь, пока время не принесет эти страшные часы? И неужели в эти страшные часы, когда мы стоим в церкви перед ли­цом совершающегося, будем мы только вспоминать: «Ах да! Умирает; страстная идет…» Или же для нас Господь реален, или же Он для нас близок, свой, родной? И тогда все эти дни мы должны провести так, как мы проводили бы их, если бы у нас дома умира­ла мать, отец, брат, сестра, ребенок наш собственный: не только ожидая, что будет, но соумирая, входя в тайну этой непостижимой смерти…

Вот о чем говорит Евангелие, когда оно нам бросает в лицо это напоминание: «Се, восходим в Иерусалим, и Сын Чело­веческий предается в руки человек грешных; и оплюют Его, и убиют Его…» Вот с чем нам теперь надо войти в эту шестую не­делю Поста, когда при смерти еще живой Господь, и как нам надо войти в эти страстные дни. Иначе Он нам не родной, Он нам чу­жой, — но тогда и мы Ему чужие, чужие Богу. Вот что перед нами; пусть каждый из нас взвесит: как он может провести эти дни? Что совместимо с восхождением на смерть Сына Человеческого, что он может себе позволить, что он может сделать, как он может жить, когда умирает самый близкий — и Бог и человек? Аминь!