Слово о наречении в архимандрита
Решением Патриарха Московского настоятель нового русского храма в Лондоне, вокруг которого объединяются местные верующие, игумен Антоний, возводится в сан архимандрита. Архиепископ Николай возлагает на него митру при пении верующих «аксиос» — «достоин».
Нововозведенный архимандрит Антоний выразил свои чувства в следующей беседе, которую он написал для нас:
(Вероятно, это — пересказ. Подлинность текста проверить не удалось)
Верующие часто противополагают мир Божий, Христов, и мир человеческий.
Первый — Божий мир — созданный и вдохновляемый любовью, самоотверженность, сияет — в их представлении светом того совершенства, которое принадлежит Божию Царству.
Второй представляется шатким. В нем нет той непоколебимой устойчивости, которая присуща тому, что зиждется в вечности.
Человеческий мир мы знаем на опыте со всеми его недостатками, но и со всем прекрасным, что его вдохновляет, со всем, что можно назвать одним словом «человечность»; но тот мир, который мы, верующие, называем Божиим, нам не приходится наблюдать даже в нашей собственной среде: он подобен граду Китежу: он покоится в недрах человеческих душ, к звону его колоколов мы прислушиваемся, потому что он нам говорит о том, что может и должно быть; но осуществляется он лишь в немногих, отдельных душах или ненадолго в среде людей смелых духом. Он дается не даром. Общественным достоянием он становится очень дорогой ценой: этот мир в себе и в своей среде знали христиане первых веков среди гонений при полной своей бесправности. Его отличительная черта в том, что он рождается из примирения человека с Богом и через Него, ради Него — с жизнью. Он порождал радость, и от избытка обновленных сердец верующие его давали другим, тем, кто о нем и знать не могли, потому что потеряли путь к Богу. Подобно тому, как Христос дал мир Свой Своим ученикам ценою жизни, и ученики Христовы стали давать этот мир всем, кто мог его принять, зная, что они посылаются Христом, как овцы среди волков, как Сам Он был послан Своим небесным Отцом, — и не только принести людям примирение, но купить его ценой своей крови.
Мир есть только один — Божий, Христов. Но он слишком дорог, и немногие соглашаются пойти ведущим к нему путем Христа, апостолов, первохристианских мучеников и тех из их последователей, которые остались верными заветам своего Учителя.
Гораздо многочисленнее те, которые ищут менее «тяжелого» мира, такого мира, который может быть достигнут соглашением сторон без последней жертвы отречения от своих интересов, самолюбия, без отречения от себя; и поэтому не дается им мир по слову древнего пророка: «Станут говорить: Мир! мир! — но не будет им мира!»
Ибо мир значит, прежде всего, истинное примирение — но не со злом или носителями зла, а с Богом и Его правдой; отвержение себя не ради мира, а ради правды и ради любви. Без этого нельзя установить мир, так же как нельзя собирать плоды с непосаженого или одичалого дерева. Разве мы поручили бы строить дом человеку, который не знает дела строительства, или допустили бы к себе в качестве врача человека не учившегося? Как же это мы так упорно поручаем мир тем, кто сами его не имеют даже с самими собой, и хотят его строить «по дешевке», безо всякой затраты? — на гнилых подпорках дом стоит недолго.
Как может строить мир тот, кто сам не примирился с самим собой; тот, совесть которого является его «злейшим врагом», находящимся с ним в непрестанной тяжбе. Как может строить мир тот, кто не сделал ничего, т.е. не пожертвовал для него тем, что в нем самом препятствует миру: нечестный купец, лживый общественный деятель, неверный друг или супруг, славолюбивый, эгоистичный честолюбец; недобросовестный работник; жестокий, алчный хозяин… Нельзя строить дом на гнилых сваях!
Поэтому миротворчество начинается с того, что на церковном языке называется «покаянием»: внутренним переворотом, переоценкой себя и своего отношения ко всему, ко всей реальности мироздания и жизни, включая и Бога, и последующей переменой как во внутреннем строе, так и во внешнем поведении. Святой Серафим Саровский говорил: «Стяжи мир и тысячи вокруг тебя спасутся!» Покаяться — значит «обратиться лицом к Богу и изменить путь». Кто на это находит мужество и отвагу — тот, кто может решиться не на словах, а на деле, не ценой чужих трудов, а своим подвигом «искать, прежде всего, Царства Божия» в уверенности, что «все прочее приложится» — тот пригоден для устройства мира, мира истинно человеческого, потому что он будет истинно Божественный.
Сказано «блаженны миротворцы, ибо они названы будут сынами Божиими». Но для этого надо идти путем Единородного Сына Божия, сказавшего: «Кто Меня любит, да следует Мне: да отвержется себя, да возьмет крест свой и да идет по Моим следам».