Старение — это не просто прибавление лет

Как я уже говорил, во время моей службы во французской армии к нам часто привозили молодых смертельно раненных солдат. Я помню одного из них – простого человека, крестьянина, фермера, у которого в тылу остались жена, крошечный домик в деревне и несколько голов скота; он знал, что никогда всего этого больше не увидит. Жену было невозможно вызвать к нему, а он, конечно, с постели уже не мог встать. И вот однажды вечером во время обхода я подошел к нему и увидел, что он угасает, что конец близок, и тогда я присел и спросил его: «Как ты себя чувствуешь?» Он ответил: «Я умру сегодня ночью». «Тебе страшно?» – спросил я. «Умирать не страшно, страшно умереть в одиночестве», – ответил он. Я сказал ему: «Ты не умрешь в одиночестве, я с тобой посижу». Он ответил: «Вы не можете сидеть со мной всю ночь, да и к тому же я сначала буду осознавать ваше присутствие, а позднее – уже нет». Я сказал: «Нет, мы сделаем вот что: я сяду рядом и возьму тебя за руку, и ты мне будешь рассказывать о своей жене, о ферме, о пожилых родителях, о домашнем скоте, о своем поле, о юности, о своих надеждах, обо всем, что составляет Жизнь с большой буквы, Жизнь в полном смысле этого слова. В какой-то момент ты почувствуешь усталость и не сможешь больше говорить, и тогда уже я начну что-то рассказывать тебе и, когда замечу, что ты меня видишь уже не так отчетливо как раньше, что глаза у тебя постепенно закрываются, я буду говорить не так громко, все тише и тише, и ты станешь засыпать. Потом я сожму твою руку, чтобы ты знал, что я рядом, а ты сожмешь мою; мы будем молчать, и время от времени я буду сжимать твою руку, а ты – мою. Потом настанет момент, когда ты уже больше не сможешь сжимать мою руку – ты будешь в вечности, но не умрешь в одиночестве. Мы с тобой будем вместе до самого конца, до того рубежа, который я не смогу перейти, но ты сможешь, и там настанет покой».

Вот то, чему я научился тогда с этим молодым солдатом и что впоследствии переживал вместе с десятками людей как на войне, во время трагедии Сопротивления, так и в обычной жизни, когда умирали люди преклонного возраста. Родственников людей, умирающих в кругу семьи, я мог научить, как себя вести, передавая им то, чему научился сам рядом с молодым солдатом. С одинокими я сидел, мог просидеть ночь и следующий за нею день – столько, сколько было нужно, и они знали, что их сопровождают в вечность. Я не вел благочестивых бесед. Им было нужно, чтобы рядом кто-то был, просто присутствовал. Так что людям не нужны от вас благочестивые беседы, редко им нужно, чтобы вы стояли и молились у их постели; а нужно им, чтобы вы были рядом неотлучно, пока они не войдут в мир, где нет больше разлуки.

Но не все верят в существование такого мира, скажете вы. Совершенно неважно, во что они верят. Они верят в то, что в этом мире их сопровождала любовь и забота, что они не остались в одиночестве, не оказались обузой, что никто не сказал: «Господи, умер бы он уже поскорее, у меня так много других дел».

Я привожу вам именно этот пример, потому что однажды меня глубоко ранил случай на конференции на тему смерти. Она проходила то ли в Бристоле, то ли в каком-то другом британском городе. Были доклады, и старшую медицинскую сестру одной больницы попросили рассказать, какие действия она предпринимает по отношению к людям, которым, по мнению врачей, жить осталось несколько дней. Ставит ли она их в известность об этом? Как она ведет себя по отношению к ним? Скрывает ли она правду, пока они по своему самочувствию не догадаются о приближающейся кончине и о том, что это никого не заботит? Ее ответ поверг меня в ужас. Она сказала: «Нет, у них есть право знать правду. Я подхожу к ним и говорю: «Я должна сказать вам нечто серьезное. Врачи считают, что вам больше ничем нельзя помочь». Тогда пациент спрашивает: «Так я умру?» «Да, умрете». В воздухе повисла мучительная тишина; после чего прозвучали слова, поразившие меня в самое сердце. Я спросил у нее: «И как вы поступаете дальше?» Она ответила: «Я говорю: «Подумайте о том, о чем я вам только что сообщила. А я пойду на кухню и сделаю вам чашечку горячего чая». И ухожу».

Так никто из нас не имеет права вести себя по отношению к другому человеку. Будь то родственник, будь то друг, будь то незнакомец, будь то человек, которого ты ненавидел всю жизнь или который просто тебе не нравился, и ты не придавал ему значения, но в такой момент открывается некое измерение жизни, не допускающее малодушия. Нужно остаться, быть рядом и разделить с человеком нечто. Но что? Мы не можем разделить умирания, так как ничего о нем не знаем, даже если когда-то сами были на грани жизни и смерти. Я дважды в своей жизни оказывался на грани смерти, и ничего не знаю об умирании. Но можно остаться и проводить человека до двери в вечность. Верите ли вы в вечность, верит ли умирающий человек в вечность, не имеет значения – в этот момент всё происходящие выше нас самих. Когда вы ничем больше не сможете ему помочь, просто закройте ему глаза.