Митрополит Антоний Сурожский

Старение — это не просто прибавление лет

Бывает момент, когда вы знаете, что человек умрет; вы сделали все возможное для того, чтобы он выжил, и, думаю, врачам стоило бы внимательнее относиться к таким моментам, потому что иногда настойчивое продление жизни человека превращается в жестокость. Дайте человеку умереть спокойно. Помню одного человека, проходившего практику в той же больнице, что и я в бытность свою студентом-первокурсником во Франции. Сначала его повергало в ужас то, как врачи и медперсонал боролись за жизнь пациентов, и, когда становилось понятно, что он не выживет, переставали насильственно продлевать ему жизнь. Было ли у них право так поступать? Затем, по его собственным словам, он осознал, что наступает момент, когда врач и медсестра могут сказать смерти, стоящей у постели больного: «Я боролся с тобой, пока было возможно. Теперь пришел твой черед: избавь этого человека от страданий и сделай это ласково».

Но мы должны оставаться рядом с человеком, у нас есть своя роль. И в этом смысле хрупкость занимает важное место в жизни людей, так как мы постепенно приближаемся к рубежу, где смерть настигнет не кого-то еще, а нас самих. И нам следует научиться смотреть в лицо своей немощи, своей неспособности быть такими же сильными, крепкими и всепобеждающими, как раньше, и радоваться тому, что мы уже не заложники деятельности и не обязаны делать больше, чем можем, что мы уже не находимся в позиции силы, что теперь мы можем довериться близким.

Это – то, что приводит нас, русских, в ужас при мысли о стариках, которых отправляют в дома престарелых доживать жизнь с комфортом и умирать в одиночестве. Мы предпочитаем обеспечить им трудный конец жизни, так как не располагаем возможностью предоставить физический комфорт, однако мы можем быть рядом и позволить им не только получать от нас все, что мы способны отдать (а иногда это ничтожная малость), но и подарить нам улыбку благодарности, доброе слово, показать, что ничто не сможет разлучить нас. Вот это я бы и назвал духовной составляющей отношений.

Когда двух людей объединяет вера, на каком-то этапе это может сыграть свою роль: иногда человек, никогда не задумывавшийся о времени и вечности, хочет поговорить об этом. Что будет со мной? Как ты смотришь на вещи? Ты видел когда-нибудь умирающих? У тебя есть какое-то представление о том, что происходит потом? Как я могу подготовиться к смерти?

Я помню женщину, еще одну старушку поколения моей бабушки, которая была при смерти. Я пришел к ней, она исповедовалась и во время исповеди сказала мне: «Единственное – я никогда, даже в смерти, не примирюсь со своим зятем. Я его ненавижу». На что я ей ответил: «Тогда я не дам вам разрешительной молитвы и не буду вас причащать. Своим решением вы отлучаете себя от Церкви». «Но я не могу умереть без покаяния». Я сказал: «Вот что я предлагаю: я ухожу и даю вам час на то, чтобы разрешить эту ситуацию, потому что через час вас уже не будет в живых». Я врач и имел полное представление о ее состоянии. Я ушел, потом вернулся и увидел ее сияющее лицо. Она сказала: «Вы поставили меня перед лицом абсолютной действительности. Я позвонила зятю, он приехал (а теперь скрылся в соседней комнате), он приехал, мы примирились, и теперь я могу умереть в радости». И умерла.

Это – одно из измерений духовности, но есть у нее еще и другое измерение. Оно состоит в том, чтобы быть человеком, а не просто человеческим существом, ведущим себя так, будто у него нет души, основываясь исключительно на мыслях и эмоциях, и ни на чем другом. Это измерение, к которому следует устремляться, содержит любовь, сострадание, заботу, понимание, но не теоретическое, умственное понимание, а способность изнутри немощи, которая не позволяет нам действовать с позиции силы,  смотреть на человека и видеть его – каким бы сильным он ни казался – в немощи, и изливать – я все время пользуюсь этим словом – на него сострадание и любовь. Любовь не эмоция, а сострадание не просто эмоция; сострадание – это внутреннее отношение, позволяющее нам глубоко сопереживать ближнему, страдать его или ее страданием, понимать это страдание. И этому можно научиться только изнутри собственной хрупкости, изнутри собственного страдания и неспособности порой справляться с жизнью. И тогда этим можно поделиться с ближним.

А любовь состоит в готовности ради другого человека забывать о себе даже на самом простейшем уровне, забывать о себе, заботясь о человеке даже тогда, когда ты сам физически измотан, заботиться о нем даже тогда, когда он тебе не нравится, делать то, что вызывает у тебя отвращение.