Тайна спасения, раскрывающаяся в праздниках Церкви. Часть 2

В прошлой беседе я сделал попытку указать, каким образом воплощение Сына Божия, то есть рождество Христово покоится, укоренено в самых глубинах тайны Святой Троицы. И указывал на то, что иначе не может быть, потому что Бог неизменен и какое-либо событие, совершившееся на земле, не могло перестроить тайну Божию и внести в нее то, чего без этого события не было бы. И говоря об этом, я указывал, что тайна Святой Троицы представляется как изумительное круговращение, то, что по-гречески называется “перихорезис”, то есть именно круговращение как танец, в котором каждое Лицо занимает место другого Лица. В каком-то смысле сам этот образ неверен тем, что о круговращении мы думаем, что оно происходит во времени, тогда как тут это круговращение, этот танец Божественный происходит вне времени, и таким образом одновременно каждое Лицо Святой Троицы является по Своему положению в круговращении и по содержанию или Тем, Который безраздельно Себя отдает, или Тем, Который безраздельно открыт Другому и Его принимает до самых глубин Своего бытия. И еще тайна как бы самоотречения, где Третье Лицо, для того чтобы Те Два Лица были в совершенном единстве, принимает на Себя тайну как бы небытия. И вместе с этим, так как все это происходит вне времени, одновременно, любовь Двух Его возвращает к той полноте бытия, от которой та же любовь в Нем отказалась. И таким образом, как я вам говорил, это выражается в полноте бытия, в полноте самоотдачи, в полноте принятия Другого, в полноте отречения от Себя и в полноте возвращения к полноте жизни той любовью, которая соединяет Всех в Единство. Я говорил о том также, что это так сильно выражено в начале всенощной, когда священник, начиная службу, совершает крестное знамение, держа кадило в руке, и говорит: Слава Святей, и Единосущней и Животворящей, и Нераздельней Троице — провозглашая тайну Троицы и вписывая в нее крест. Я вам процитировал также отрывок из Жития протопопа Аввакума, где он говорит о том Предвечном Совете, который предшествовал сотворению человека, но, конечно, и мира вообще, где Отец говорит Сыну: “Сотворим человека”. И Сын дает Свое согласие на это, потому что во Святой Троице есть одна, единая совершенная гармоническая воля. “Но, — говорит Отец, — человек отпадет от своего призвания, отвернется от Нас, и тогда Тебе придется стать человеком для того, чтобы его спасти, и умереть”. И Сын говорит: “Да, так да будет, Отче”. И тогда сотворен человек.

Я говорил об этом, и, может быть, кто-нибудь смутился словом “круговращение”, “священный танец”. Разве это можно применить к святыне, не только к Богу, — тем более к Богу! — но вообще к вещам святым? Тут я вам напомню замечательные слова святого Исаака Сирина, который говорит, что танец — вечное занятие ангелов на небесах. Этим он хочет сказать, что в танце есть целый ряд элементов, которые не нарушают ни глубокое созерцательное безмолвие, ни совершенное выражение Богопочитания и полноты жизни. Действительно, танец безмолвен, и поэтому ангелы могут совершать этот танец, не отрываясь ни на одно мгновение от созерцания Божия и от созерцания как бы своих глубин, но одновременно в этом танце выражается все, что только можно выразить за пределом слова, а слово всегда обеднение. Мы знаем даже из простой человеческой жизни, как иногда словом не выразишь того, что хочется сказать. Если перед тобой человек, у которого трагически умер ребенок, никакими словами не выразить своего сострадания. Но иногда, положив руку на плечо человека, без одного слова передашь все то, чего нельзя было никаким словом выразить.

Я говорил в конце, что хочу вернуться к этому вопросу о сотворении и дальнейшей судьбе твари, отчасти думая о действиях Божиих, отчасти думая о самой твари. Я хочу остановиться на короткое время на самой идее сотворения. В свое время, когда я кончу ряд своих бесед, владыка Анатолий начнет ряд своих бесед о начале книги Бытия и вернется к этой теме гораздо более полно и с гораздо большим богословским знанием, но я хочу кое-что выделить в этой теме, что относится к тому, о чем я говорю и что стараюсь передать.

Рассказ о сотворении на еврейском языке употребляет два слова. Первое слово относится только к самому началу, первому стиху библейского рассказа: Бог сотворил небо и землю. Этим сказано все. Мы ничего не знаем о том, что случилось, мы только знаем: не было — и стало. А дальше употребляется другой глагол, который указывает, что Бог, сотворив, в этой тайне творения начинает делать, как бы изделия производить, разные твари, о которых говорится. И поэтому когда мы говорим о сотворении, мы должны думать об этом первом моменте: вначале Бог сотворил небо и землю, и т.д. И вот тут несколько моментов.

Творит, по учению Священного Писания, Слово Божие. Что это — Слово Божие? Один из мистиков Запада, безымянный, писавший в ранние средние века, говорит приблизительно следующее: если мы можем думать о Боге как о бездонной, непостижимой тайне такой глубины, что она недоступна человеку, то мы можем сказать, что Сын — это Слово, единственное Слово, которое, будучи единосущным с Отцом, единосущным Отцу, может эту тайну нам раскрыть в Себе, в Своих действиях и в Своем слове. Это очень важное представление, потому что, как говорит Спаситель в Евангелии от Иоанна, Бога не видел никто, но Единородный Сын, сущий в недрах Отчих, Тот нам Его явил. Кем является для нас, чем является для нас это откровение? Есть замечательное место в Литургии святого Василия Великого, где Христос называется печатью равноoбразной. Что это значит? Вот вы представьте себе — печать, многосложная, многобогатая, которую мы рассматриваем и никаким образом не можем прочесть. Но если ее поставить на сургуч или на мягкое вещество, она отпечатлевается, и то, что было непостижимо, когда мы смотрим на самую печать, потому что в ней все наоборот, если можно так выразиться, мы начинаем прозревать в том отпечатке. Это можно сравнить с тем, что прошлый раз я вам говорил о всем, что мы знаем и тем более — что мы можем сказать о Боге. Все, что мы знаем, самые глубокие догматические высказывания, все, что выражено даже литургически, можно себе представить, как будто мы глядим на изнанку ковра. Ковер мы не можем видеть сверху, потому что он над нами, но мы можем что-то уловить об узоре, потому что видим его изнанку. Вот об этом говорит печать равноoбразная.

Слово Божие, Христос выражает Собой, как я сказал, Своей Личностью, Своим делом, Своим словом все то, что постижимо для нас в тайне Божией, в тайне Его премудрости, в тайне Его предведения, в тайне Его промыслительных действий. Есть икона Спасителя, которая называется “Премудрость Божия”. Да, Он — Премудрость Божия, которая нам явлена. Если бы не было явления этой Премудрости, мы о ней знать ничего не могли бы. Но она нам явлена, это раскрытие глубин Божественной Премудрости, но в действии, то есть в той плоскости контакта, в которой мы можем с ней общаться. (Понятно то, что я говорю, или совершенная белиберда? Если я запинаюсь, вы меня простите, я очень легко устаю сейчас). И вот, Премудрость Божия выражается и в глубинах этого замысла, и еще в другом: в том, что все, что творит Бог Премудростью Своей и в Премудрости Своей, запечатлено или отмечено этой Премудростью. То есть Бог творит из глубин этой Премудрости, но Он творит то, что может отозваться на Божественную Премудрость, то, что может войти в эту тайну. Вы, наверное, знаете, что со времен Владимира Соловьева очень много было сказано о Софии Премудрости Божией. Писал об этом сам Соловьев, писал Флоренский, писал отец Сергий Булгаков, и писал князь Евгений Трубецкой, о которой Лосский говорил, что он единственный софианец, который остался до конца православным. Премудрость, которая творит, одновременно вкладывая в свою тварь какой-то закон бытия, какое-то движение, которое неизменно, непременно должно привести тварь к ее полноте. Говоря языком современной западной науки, можно сказать, что в каком-то отношении премудростью Божией вложено в тварь то, что можно назвать тварной Премудростью, которая похожа на /ДНК/, то есть на закон оформляющий и движущий данную тварь к окончательной, совершенной цели.

Теперь я хочу сказать еще с другой точки зрения о том, что такое Слово Божие. Слово Божие, как я сказал, это выражение тайны Божией в действии. И вот я хочу вам дать несколько образов. Слово — это, с одной стороны, смысл, который находит свое выражение, с другой стороны, оно может быть как бы звучным выражением смысла. Если говорить о звучном выражении именно в связи с сотворением вещества и мира, можно думать также о том, что Слово Божие, да, звучит, но звучит не только на ухо, оно звучит так, что его слышит или может слышать существо за пределом уловимого для человеческого уха. Таким образом, вся тварь, какова бы она ни была (и мы сейчас знаем, что многие твари как бы слышат друг друга там, где мы слышать их не можем), могла услышать этот зов Божий: выйди из небытия, будь.

Тут я хочу остановиться опять-таки на слове о бытии и небытии. Часто говорят о том, что Бог создал мир “из ничего”. И в каком-то отношении, конечно, это так, но мы должны быть очень осторожными по отношению к тому, что мы говорим, потому что так часто бывает, что, говоря “Бог сотворил из ничего”, мы себе представляем: вот Бог, а вокруг Него как бы “ничто”. И действительно, например, отец Сергий Булгаков в своей книге о чудесах евангельских говорит, что Бог погрузился в ничто — и вышло нечто. Это невозможная формулировка, потому что она дает этому “ничто” существование, которого у него вообще не могло быть: ведь “ничто” не существует. Да, мы можем говорить о ничтожестве, но это совершенно не то же самое, что просто небытие. И греческая философия в этом отношении делала различение. О том, что просто не существует, говорили одним словом, а о радикальном отсутствии говорили другим словом, значило, ну, нет, а значило, что просто никакого существования и не было по отношению к этому предмету. Поэтому говорить о сотворении “из ничего” нет особенного смысла; единственное, что можно сказать: что в какой-то момент прозвучало — или слышно, или для нас неслышно — Слово, и это Слово двинуло целый мир к бытию. В этом процессе я хотел бы отметить два или три момента.

Первый момент тот, что современная наука говорит о том, что существование вещества началось с какого-то звука, и из этого звука что-то началось. С точки зрения науки я себе не представляю, как это действует, потому что для этого надо, чтобы откуда-то взялся звук. Но наука совершенно справедливо не может перейти грани из того, что есть, в область того, чтo было, когда ничего не было. И поэтому когда наука говорит о том, что прозвучал звук и после этого звука нечто стало быть, она говорит о чем-то, что, возможно, не без связи с тем, о чем я сейчас говорю: прозвучало Слово, но не гром, не шум, а творческое Слово, которое привело к бытию то, чего не было, потому что тогда Бог был всем во всем.

Второй образ, который меня очень тронул, когда я прочел о нем, это описание картины, написанной вымышленным художником в сочинении английского писателя Чарльза Уильямса. Он описывает картину, где среди других предметов лежит бревно; и оно так выпукло, так ярко выделяется из всего и формой, и цветом, что созерцающий эту картину глядит на нее и говорит: то, что я вижу, это не бревно, на которое падает свет из какого-то угла картины, то, что я вижу, это свет, который льется, становится краской, и краска делается веществом…

И вот, если соединить эти различные образы, которые я вам дал (и я не претендую, что это точная богословская выкладка; это — попытка выразить что-то о том, что я чую, но чего не могу выразить; и я радуюсь, что не могу, потому что если бы я думал, что могу выразить тайну творения, то меня надо было бы или посадить в сумасшедший дом, или заранее записать в ад с билетом первого класса), если так себе представить, я хотел бы отметить еще момент. Бог Своим державным творческим Словом творит, но в Библии, в этом первом стихе, который единственный содержит слово “творить”, сказано именно, что Он сотворил хаос. То есть Он сотворил вещество, которое не имело еще ни вида, ни формы, и над которым дышал Дух Святой, носилось дыхание Святого Духа. Когда мы говорим о хаосе, мы всегда думаем о беспорядке, думаем о том, что когда-то была гармония и ее не стало. Но есть и другой хаос, — тот первородный хаос, который можно описать как совокупность полноты всех возможностей, которые открыты для твари, но которые тварь под импульсом, под действием премудрости Божией, вложившей в нее закон бытия, должна постепенно сама раскрыть. Бог открывает твари путь свободного становления, Он ее не заковывает в формы. Он сотворил ее как возможность, в которую вложено бесконечное число творческих сил, и Дух Святой как бы оплодотворяет эти силы, дает им жизнь, светит на них, греет их, дает им импульс и призывает к форме, и постепенно начинает рождаться тот мир, о котором мы знаем.

Но это уже за пределом еврейского слово “бара”, означающего “сотворил”, дальше употребляется слово “сделал”. И у пророков мы видим, что это делание Божие сравнивается с работой ремесленника, “делающего” разные предметы, на каждом из которых лежит печать его гения, его понимания, его воли и предназначение этого предмета. Это очень, мне кажется, важный момент, потому что даже в тот момент твари открыта полная свобода, то есть право самоопределения, она не закована ни в какую форму, в которую бы заковал ее Бог. Он ее призывает к чему? Он ей говорит: Я тебя призвал к бытию для того, чтобы Себя отдать тебе безгранично. Примешь ли ты Меня? В каком виде ты Меня примешь? Как ты это совершишь? — это твое дело: ищи, становись!.. И мне кажется, что это дивный момент и дивное событие, потому что с самого первого мгновения дана твари свобода. Но не в том смысле, в котором мы часто о ней говорим, будто свобода — мое право делать то, что хочу (как у кого-то из русских писателей сказано: “чего моя правая нога захочет!”). Это не свобода, это произвол, это порабощенность каким-то внутренним стихийным неорганизованным силам. Свободу, я думаю (и тут я не хочу повторять то, что говорил о свободе в других случаях), можно понять в словах Хомякова, который говорит, — может быть, и несправедливо, но это не доказано филологами,— что слово “свобода” происходит от двух славянских корней, которые означают “быть самим собой”. Да, Бог сотворил этот хаос и призывает все возможности, которые в нем таятся и роятся, вырасти в будущее, чтобы все было самим собой, а не насильно ему навязанным.

И дальше мы видим сотворение мира; и помимо самих событий это сотворение интересно тем, что каждый день называется вечером. И тут мне, кажется, очень интересно, что, как бы, по слову Библии, ни было дивно и совершенно сотворение первого дня, и второго, третьего, и так далее, но по отношению к следующему каждый день является вечером, а следующий день начинается по отношению к нему новым светом. То есть это тварь, которая постепенно из тьмы, если хотите, из хаоса, начинает светлеть и раскрываться, как цветок, она начинается с того, чтобы быть зеленой маленькой массой, а постепенно раскрывается, раскрывается до полноты. И вот каждый день является вечером для следующего дня и утром для предыдущего. Это очень много говорит о том, как этот хаос раскрывает свою тайну и вырастает в, полную, меру своего призвания.

Я хочу сказать еще, что когда мы доходим до дня, когда Бог творит человека, что-то новое вступает в действия Божии и в судьбу твари; потому что Бог не берет самую совершенную тварь, чтобы превратить ее в человека. Скажем, Он не берет самую совершенную обезьяну и не превращает ее каким-то действием в новое существо, которое было бы человеком. Бог в этот момент берет землю, прах и из этого праха творит человека. Очень часто нам говорят, что это сделано для того, чтобы человек не зазнавался: ты, де, прах. Это не так, потому что тот прах, из которого изначально сотворен человек, не просто прах в нашем смысле слова, то есть /помёты/. (Тут я не могу удержаться открыть скобки. Есть в житии святого Ефрема Сирина очень интересный момент. Он идет по улицам Ефессы и обращает внимание на то, что около дома стоит блудница и на него нагло глядит. Он к ней подходит и говорит: Как ты смеешь, женщина, так дерзко глядеть на меня, мужчину? А блудница на него смотрит и отвечает: А что в этом удивительного? Я гляжу на источник своего бытия: ты потомок Адама, а я — Евы. А вот почему ты не смотришь на источник своего бытия, то есть в прах?.. Здесь слово “прах” употребляется, конечно, в нашем обычном смысле слова. Но это очень интересный момент, потому, между прочим, что это одно из редких мест, где святой попадает впросак, где ему дается хороший урок смирения. Теперь закрываю скобки, вы про это можете забыть). Но мне кажется, что это очень важный момент, потому что человек сотворен не просто из того совершенства, которого еще может достигнуть тварь. Он сотворен из абсолютно основного материала тварного мира, из праха, из которого все постепенно вызвано, из праха, из которого состоял и продолжает состоять творческий хаос.

И это очень важно, для нашего понимания воплощения Сына Божия. Потому что, делаясь человеком, Сын Божий не только соединяется с человеческой природой, но через нее Он соединяется с тем прахом, который является сущностью нашего человечества, то есть с основной стихией Богом сотворенного мира, и этим Он становится родным каждой существующей твари. И этим, мне кажется, объясняется (к этому я вернусь следующий раз) то, что апостол Павел выражает словами: и придет время, когда Бог будет все во всем, не только в человеке, но что вся тварь будет, как бы взята в удел. Но об этом я сейчас не хочу говорить, потому что это меня привело бы ко второй беседе, а я хочу этот момент предварить кое-чем другим.

Мы можем помолчать несколько минут, чтобы мне передохнуть хотя бы, а вам успокоиться от моей речи. И затем я хочу ответить первым делом на вопрос, который Люба поставила прошлый раз в конце беседы.

Ответы на вопросы          

В начале шестой главы книги бытия говорится, что сыны Божии женились на дочерях человеческих, и Бог их оставил, сказав: они плоть, и оставил их. Я поискал объяснения и нашел следующее. Первое: когда Священное Писание говорит о “сынах Божиих”, это не обязательно значит сыновья в том смысле, в котором мы говорим, что ты сын твоего отца и матери, это значит какое-то потомство, которое может быть духовное или может быть физическое. Второе: греческий перевод, думая, что он уразумел глубинный смысл этого места, заменил слова “сыны Божии” — словами “ангелы Божии”, и это, конечно, повернуло мысль на совершенно иное; и есть целый ряд комментариев вот в этом направлении, что падшие ангелы соединились с женщинами человечества и т.д. Есть один комментарий, который мне кажется более убедительным (простите, я сейчас не могу вспомнить, чем; я могу разыскать слова). Этот комментатор говорит, что под сынами Божиими надо понимать потомков Сифа. То есть Авель был убит, Каин был убийца, родился третий сын Сиф, и от него пошло потомства Адама, не оскверненное грехом. То есть я не говорю о первородном грехе, а о грехе убийства. Эти “сыны Божии” являются потомками Сифа, которые поженились на потомках Каина, и потомки Каина, которые отреклись от Бога, ушли от него, совратили сынов Сифовых и вместо того чтобы быть духовными детьми Божиими, они стали детьми плоти, то есть вещества, не плоти в нашем смысле слова греховной плоти, а просто вещества, они уже перестали быть духовным явлением. Вот что я мог найти и могу сказать.

А теперь я попрошу владыку Анатолия: скажи побольше, а я в это время и поучусь и отдохну.

Ответ на вопрос:

Я думаю, что полнота — это полное погружение в Бога и единство с Ним, но каждое существо, как листья на деревьях, и каждый воспримет и выразит эту полноту таким образом, что каждое существо будет откровением Божественной полноты или красоты или мудрости для всех других. Это не будет по трафарету. Получив дар общения с Богом, каждый его выразит неповторимым образом.