Тело и материя в духовной жизни

…..Идею, что современная наука опровергла христианскую веру в бессмертие и воскресение, породило недоразумение: будто бессмертие — это продление жизни. Христианство, начиная с одного из первых авторов Нового Завета, ап. Павла, стояло на такой же точке зрения, на какой стоят современные ученые: смерть прекращает земную жизнь т.е. биохимический процесс, который и не продлевается и не возобновляется после смерти; однако над этим процессом, — говорит вера христиан — неизменно сохраняется человеческая личность, сверхвременное «я» человека. Ребенок во взрослом умирает, как умирает молодой в старике — но во всех одно и то же неизменное «я». И как оно сохраняется на протяжении всей меняющейся земной жизни, так оно сохраняется и после смерти. Но может возникнуть вопрос: Как же сохраняется это «я»? Разве оно не подвержено жизненному процессу тела? Разве оно не исчезает или не раздваивается даже здесь на земле, у живых, но душевнобольных людей? Да, этот вопрос интересен. Пусть на него ответит ученый врач. Он не так давно выступил с тремя лекциями на эту тему в Лондоне. Он говорил в русском собрании, на заседании английского психиатрического общества и затем в душевной больнице, обращаясь к медицинскому персоналу и к тем пациентам, которые были в состоянии его слушать. Этот врач специализировался в психиатрической больнице по лечению душевнобольных, затем, во время войны, будучи военным врачом, сначала в армии, потом — во французском Сопротивлении; стал хирургом, изучил человеческое тело до мельчайших подробностей и совершил свыше тысячи операций; после войны этот врач стал священником, а сейчас он епископ. Итак, слово Экзарха Патриарха Московского и всея Руси в Западной Европе архиепископа Антония:

Те три лекции, которые мне сейчас надлежит ретроспективно изложить, в основе своей выросли из поставленного мне вопроса о том, может ли существовать между Богом и человеком, лишенным сознания, лишенным умственных нормальных способностей, связь? Может ли существовать религиозная жизнь для человека дефективного или умалишенного или же нет? Я буду как можно более ясно излагать главные тезисы довольно сложного своего доклада.

Обыкновенно мы определяем нашу духовную жизнь в терминах человеческого сознания, т.е. психологически. Однако, психологическая сторона человека наиболее хрупка, наиболее изменчива, наиболее, может быть, подвержена неожиданным изменениям. Наоборот, есть две области в человеке, которые незыблемы, на которые можно опираться твердо, которые подлежат или научному исследованию или углубленному духовному опыту. Эти две стороны — его тело и его дух — обладают неизменностью. Психологическая же сторона человека — это область встречи между телесными процессами, духовными явлениями и всем тем, что составляет содержание его жизни: события жизни, встречи. Это область, как я сказал, наиболее хрупкая, это область постоянных обманов и самообманов, постоянных неверных оценок.

Тело же и дух тверды и незыблемы, потому что тело имеет устойчивость и продолжительность, область же духа может очень часто расцениваться и измеряться состояниями тела. Очень мало кто знает законы духа, кто имеет опыт чистой духовности, но мы можем многое почерпать из размышлений о телесности человека. Опять-таки, мы слишком часто, когда думаем о человеке, думаем о нем как о душевном существе, а на самом деле это существо сложное; даже с точки зрения материалистов это психофизическое явление, т.е. душевно-телесное. Не оспаривая вопроса о том, что человек — явление душевно-телесное, часто психологи ставят вопрос о том, есть ли в человеке та устойчивость, та неизменность, которую мы предполагаем, употребляя слово «личность», наше «я».

Итак, психологическая сторона человека подвержена постоянным изменениям. Это мы наблюдаем в ежедневной жизни, но особенно, конечно, в случаях тяжелой душевной болезни, как, например, раздвоение личности. И тут мы не находим доказательства тому, что исчезает то основное «я», тот основной стержень, который делает этого человека им самим. Мы наблюдаем чередование различных личностей. Но мы наблюдаем также возвращение давно исчезнувших, потонувших, как будто, личностей, которые давно проявлялись и исчезли, как будто, без следа. Это показывает, что в человеке, при всей этой иногда потрясающей изменчивости, есть нечто основное — ОН САМ — которое не меняется.

И вот это основное можно видеть, с одной стороны в этой телесности человека, т.е. той материи, из которой он создан, которая остается сама собой, которая никогда не меняется, несмотря на то, что организм постоянно обновляется, на то, что клетки вымирают, а другие клетки рождаются. Идентичность, основная идентичность организма остается неизменной. И есть другая основа этой идентичности в человеке: дух, с точки зрения верующего — и я должен говорить не только как врач, но и как верующий врач. Наука не может доказать или опровергнуть существование этой духовной устойчивости; это область, которую мы знаем через веру и через религиозный опыт. Дух — это нечто, что Бог закладывает в человеке и что является стержнем самого его существования. И вот между этими двумя полюсами материи и духа мы находим всего человека; в середине — хрупкую психологическую область, на двух пределах — совершенно непоколебимые устои его человечности.

Понятие о материи у нас обманчивое. Или, вернее, с точки зрения материалиста, с точки зрения ученого, материя является инертной. На самом же деле, если мы только верим, что Бог ничего не создал, что было бы неспособно к жизни в Нем, к общению с Ним, то материя должна нам представляться живой, способной иметь общение с Богом, Который её создал. В этом отношении мы можем сказать, что и через материю и в самой материи, из которой создан человек, человек имеет общение с Богом. Она, таким образом, является не только субстратом какого-то материального его существования, но также и основой всей его жизни в Боге. Дух также — и гораздо больше — очевидно коренится и уходит своими устоями в Господа.

И вот, верующие, на опыте, а также в пределах своего мировоззрения утверждают, что божественное действие может до них дойти путем материального воздействия. Та материя, которую Господь сотворил, способна быть духоносной, — об этом говорит наша вера в Воплощение, об этом говорит наша вера в таинства, т.е. в те действия Божии в пределах нашего тварного мира, которые преображают и изменяют, делают её богоносной и через неё приобщают нас к области, которая за пределами нашего психологического опыта и нашего воображения. Это бывает не только когда человек душевно способен наблюдать случающееся с ним, но и тогда, когда человек не способен этого наблюдать и это пережить. И вот здесь мне хотелось бы привести несколько примеров, которые мне кажутся в этом отношении значительными и убедительными.

Первый пример — это пример маленькой девочки, которая была приведена раз к Причастию. Она была страхом общежития, в котором она воспитывалась, своей неспокойностью, непослушанием, в ней ничего не было мистического, потустороннего — она действительно была дитя плоти. И вот, этот ребенок приводится в Церковь, приобщается Святых Тайн, стоит около своей учительницы, и вдруг тянет её за руку и говорит: Я не знаю, что со мной делается, я люблю, я всех люблю, даже самых гадких мальчишек, уличных, и червяков… — т.е. то, что для неё являлось пределом ужаса и отвратительности. Здесь случилось что-то вне душевности этого ребенка, это не был психологический процесс, это было нечто случившееся с этим ребенком через телесное приобщение Тела и Крови Христовых, которое она вдруг душевно, психологически обнаружила и по-детски, но как правдиво, искренне выразила.

Другой пример — человек, которого я знал очень хорошо, выдающийся, творческий художник, который попал в сумасшедший дом. В течение некоторого времени он подвергался лечению, и когда он вернулся к сознанию, мы с удивлением увидели, что этот человек, оторванный от нас в течение почти года, созрел духовно. Под кровом этой душевной помраченности, этого потемнения рассудка и сознания, шла какая-то внутренняя жизнь. Он вырос, он не уничтожился. И последний пример, который мне хочется дать, это пример одной женщины еврейки. Она долго колебалась принимать или не принимать христианство, Христа она любила, в учение Его верила и, однако, многое её останавливало, многое казалось недоуменным.

Были вопросы у неё неразрешимые. Она обратилась ко мне с вопросом, в случайном разговоре, что ей делать, потому что она знала, что я верующий и не так давно обрел свою веру. И я ей сказал, что пока она не сделает решительного шага и не примет то, что Бог готов ей дать в Таинстве Крещения, она не разрешит своих вопросов; также как человек не может понять сначала красоту картины или музыкального произведения, а затем его слушать с наслаждением — надо сначала пережить, а только потом сознанием охватить. Она поверила моему слову и после крещения, когда я её встретил вновь, она мне сказала: Вы были правы; вопросы не исчезли, но для меня они уже не неразрешимые проблемы, а глубины, которые передо мной разверзаются и к которым я иду с радостью, в надежде что я познаю новое и новое. Тут тоже, таинство, т.е. воздействие материи на материю, коснулось духа и отразилось в душевности, которая последней восприняла, и пережила случившееся. И то что случается с отдельным человеком, случается с целыми группами людей; бывают моменты, когда потухает сознание в человеке, бывают моменты, когда потухает сознание целых человеческих групп; не по признаку какого-то сродства, а по общности исторической судьбы, тех страстей, которые увлекают определенную группу.

Я сейчас сделаю отступление от моей темы, потому что до меня дошло — и я это пережил с большим огорчением — что проповедь, мною сказанная в Великую Среду перед Пасхой, была кем-то воспринята как нападки на еврейский народ, как призыв к антисемитизму. Это не так. Я не антисемит, я с глубоким вдохновеньем читаю Ветхий Завет, я с огромным интересам изучаю и в какой-то мере знаю не только ветхозаветную, но и позднейшую еврейскую письменность. Но остается безусловным одно, что в те трагические дни, когда решалась судьба мира вокруг Христа, какая-то группа людей, испугавшаяся абсолютности закона любви, который требует предельной и последней жертвы от каждого человека, не в состоянии вынести водворение того Божиего Царства, где нет места себялюбию, алчности, эгоизму, что какая-то группа людей обернулась против Христа и решила Его уничтожить.

Христос был рожден в еврейском народе. Его Мать была Дева из дев Израильских, Он принадлежал этому народу всеми корням Своего человечества, и Он был отдан на смерть теми из евреев, которые потеряли в тот момент сознание своего величайшего не только религиозного, но и человеческого призвания. Они встали на сторону алчности и себялюбия, когда перед ними открылась возможность со всей силой их еврейской одаренности, еврейской страстности и любви ко всему абсолютному, открыть миру любовь, любовь беспредельную, торжествующую, всепобеждающую. Эти люди были евреи по крови, но они не были всем еврейским народом.

И вот, в этот трагический момент случилось именно потухание этого самосознания еврейского народа, как бывает потухание человеческой мысли, человеческого самосознания. Здесь душевность играла решающую роль, та хрупкая, неустойчивая душевность, о которой я говорил, и совершенно выключилось истинное самосознание, истинное «я», тот стержень, благодаря которому в личности каждого человека, также как в личности целого народа, может восстановиться потерянное, вновь исчезнуть и вновь возродиться.

И мы, христиане, к какой бы нации и крови мы ни принадлежали, мы вместе с апостолом Павлом ожидаем, что последнее свершение, последнее завершение в вере придет от Израиля.

Я надеюсь, что этими словами я утешу того, кого я огорчил и, может быть, оскорбил, и восстановлю правду о том, как христианин относится к еврейскому народу.

Опубликовано: Проповеди и беседы. Париж, 1976.