Ты никогда не умрешь

Если бы мы могли помнить, — о, не так трагично, как в этой ситуации, но храня в глубине сознания ощущение, что то, что я собираюсь сказать или сделать сейчас, каким я сейчас буду может оказаться последней и наивысшей точкой или моим провалом, может быть блистательным концом или катастрофой — как бы мы вели себя по отношению друг к другу!? Не существовало бы поверхностных, неглубоких взаимоотношений, не было бы дешевых или преходящих взаимоотношений, а существовали бы только окончательные вещи. Есть русская поговорка, что встречаются раз и навсегда. Вот чему может научить нас смерть.

И я вспоминаю детский рассказ, в котором ставятся три вопроса: какой самый важный момент в жизни? Какой самый важный человек в нашей жизни? Какое самое важное дело в нашей жизни?.. История разворачивается подобно всем детским сказкам, но ответ таков: самый важный человек на земле тот, с которым я сейчас, потому что других людей не существует; самый важный момент в жизни — настоящий момент, потому что нет никакого другого момента, над которым я властен: прошлое ушло, будущее еще не наступило; а самое важное дело в жизни — в этот момент поступить правильно по отношению к этому человеку. Это рождается из того чувства, что смерть может прийти в любую минуту и оказаться либо исполнением, либо катастрофой. И я думаю, важно для нас, будь мы молоды или стары, пока мы живы, в добром здравии и владеем всеми нашими способностями, научиться смотреть в лицо жизни вместе с ее предельными вызовами и встречать каждого человека, каждое мгновение именно так.

Я узнал нечто о настоящем моменте очень интересным, возможно, даже занятным образом. Я был во французском Сопротивлении во время немецкой оккупации, и меня арестовали в метро. Когда я спустился, милейший человек положил мне руку на плечо и сказал: «Вы арестованы». В этот момент я открыл для себя ряд вещей. Я обнаружил, что у меня нет прошлого, потому что мое реальное прошлое я никогда не раскрою, поскольку оно затрагивает судьбы всех людей, связанных со мною, а несуществующее прошлое, о котором я расскажу ему, никогда не существовало. Таким образом, прошлого у меня не было. Я почувствовал себя, как ящерица, которая потеряла свой хвост и заканчивается там, где начало хвоста. А затем я открыл для себя еще одно: у меня также не было и будущего, потому что мы осознаем наличие будущего, постольку поскольку можем предвидеть, что случится хотя бы в ближайшие две, одну, три минуты. Здесь же я не мог предвидеть ничего. Я знал, что арестован, я совершенно не знал, что случится дальше. И я обнаружил, что настоящий момент, мгновение ока, непосредственность этого настоящего момента подобна неделимому атому, она содержала все мое прошлое, все, что я есть, чем я был и чем я предположительно мог быть; и, как вы можете видеть, я не был ни расстрелян, ни отправлен в концентрационный лагерь. Я спасся по довольно нелепым причинам, но это другая история.

И это осознание настоящего момента мы должны в себе развивать, должны ему учиться. Разумеется, мы не можем думать при встрече с каждым своим другом: «Он может умереть, я могу умереть, дай-ка я установлю совершенные взаимоотношения». Это будет, в самом деле, не только мрачно, но и нелепо, настолько нелепо, что все будут смеяться. Но мы можем научиться осознавать, что настоящий момент — единственное, что мне доступно. Как я могу использовать его в совершенстве? А совершенство подразумевает многое. Оно означает совершенство в деле, совершенство в том, чтобы быть самим собой, совершенство в правде, в любви, но все это должно быть совершенным. Это должно быть достойно всей моей жизни, никак не меньше.

Здесь, в Англии, отношение к смерти очень удивляет русского человека вроде меня. Оно несколько улучшилось, осмелюсь сказать, не сильно, но стало, скажем, менее ужасным. И когда я впервые с ним встретился, я был поражен. У меня создалось впечатление, что для доброго британца умереть было чем-то совершенно непристойным, что людям не следует так поступать со своими друзьями и родственниками, и, если они падут настолько низко, чтобы покинуть этот мир, они будут скрыты в своей комнате, пока похоронное бюро не вывезет их на место упокоения и не освободит семью от их присутствия, потому что по отношению к своим родным человек не должен совершать такую непристойную вещь как умереть.

Я помню, как впервые столкнулся с этим отношением к смерти. Я проповедовал в Кембридже в университетской церкви, а потом университетский капеллан сказал мне: «Знаете, я священник уже тридцать лет, но никогда не видел мертвого тела и не присутствовал при умирании человека». Я был поражен, потому что сам видел более чем достаточно умирающих и мертвых. И я сказал: «Каким образом?» «Ну, — ответил он, — видите ли, когда кто-то из моих прихожан болен, до тех пор, пока я могу ему помочь, я посещаю его. Когда он впадает в беспамятство и я не могу достучаться до него, я предоставляю действовать доктору, сиделке, родственникам, друзьям; ведь сам я ничего не могу сделать. А затем, — продолжал он, — когда он умирает, нет смысла идти смотреть на мертвеца, я беседую с семьей, понесшей тяжкую утрату: «Я Воскресение и Жизнь» и тому подобное. А затем я встречаю гроб в церкви».