Вы говорили о том, что не надо бояться приводить детей в дом, где есть покойник. Но ведь бывают случаи, когда облик близкого для них человека смерть страшно исказила. Это же может ребенка напугать. Как быть в этом случае?
Я возражу сам себе и скажу, что, как и в каждом правиле, существуют исключения. Я бы не привел ребенка посмотреть на мать, совершенно обезображенную аварией. Говоря о жизненном правиле в целом, я бы стоял в этом вопросе на своем, но, конечно же, был бы осторожен в случаях с авариями, с болезнями, которые делают человека неузнаваемым. Я бы поступил так, чтобы дети могли посещать человека и постепенно следить за переменами, чтобы факт, что человек, который был во цвете жизни, сейчас представляет ужасающее зрелище, не стал внезапным открытием.
Суд Божий, каким его можно представить? Сможет ли человек оправдаться перед Богом, ведь каждый из нас грешен?
Это в большой степени зависит от того, что вы думаете об иной жизни. Если Бог представляется вам жестоким Судией, а сам суд видится практически как неизбежная погибель, потому что никто не сумеет оправдать ожиданий Судии, то, думаю, вам не стоит выражать свои взгляды. Скажу вам, что сам чувствую по этому поводу. Во-первых, я бы сказал, что Бог, в Которого мы верим, — это Бог любви, и, когда Он видит зло в нас, Он отождествляет нас со злом не более, чем врач отождествляет пациента с болезнью. Для краткости доктор может сказать: «Это та пневмония или это тот аппендицит», но человека таким образом не определяют. И я думаю, что Бог смотрит на нас с бесконечным состраданием, как мы сами смотрим на кого-то, пораженного болезнью, или на жертву чего-либо.
У Сартра есть ужасная фраза: «Иуда не является предателем, потому что предал Христа, он предал Христа, потому что был предателем». Я считаю это одним из самых чудовищных высказываний, потому что оно несправедливо. Оно делает Иуду ничем, кроме предательства, тогда как он был человеком, который предал. С другой стороны, если вы ожидаете полубогословского ответа (вижу, что здесь присутствуют священнослужители, поэтому говорю со страхом и трепетом), знаете, представление о Суде весьма обманчиво. Вы ведь знаете, что такое Суд. Существует законодательная власть, определяющая законы, есть судьи, задача которых применять законы, есть обвинение, есть защита, есть подсудимый, есть свидетели обвинения или защиты; все эти люди относительно независимы и не вторгаются в сферы остальных. Судья не создает закон, обвинитель не судит и так далее. А теперь, если вы обратитесь к образам Нового Завета, то обнаружите, что Господь — это и Законодатель, Господь одновременно и Судия, Господь — и Искупитель наших грехов, Господь наш Защитник, Господь умер во Христе за нас; какого же рода справедливости здесь можно ожидать? Можно ожидать милости, можно ожидать сострадания, можно ожидать многого, но никак не справедливости. И потому мы должны быть осторожны, перенося представления о суде, которое мы имеем в обычной жизни, на Евангелие.
Существует еще нечто, всегда вызывающее смущение (ну, меня это не смущает, я не так-то легко поддаюсь смущению), в отношении Суда: если есть ад и есть рай, а критерием вечной жизни является любовь, сколько ее было и есть в вас, то мне это представляется в виде концентрических окружностей. В центре Господь, Который есть совершенная любовь, вокруг него — великие и меньшие, а дальше — люди, имеющие в себе достаточно любви, чтобы находиться в этой области, а снаружи во тьме люди, в которых любви нет.
Любовь сродни состраданию, сердечной боли за страдания других. Чем больше в вас любви, тем больше сострадания, больше горя вы будете чувствовать при мысли о тех, кто вовне. И вот в центре находится Бог, Который будет совершенно и полностью несчастен, а затем святые, которые будут все менее и менее несчастными, по мере уменьшения в них любви. И тогда единственными, кто будет совершенно счастлив, станут те пограничные случаи, которые будут вроде тех людей, которые запрыгнули в автобус, уцепились, не будучи до конца уверены, удержатся они в нем или нет, и думают: «Я внутри, я внутри!»