Ты никогда не умрешь

Во-первых, у нас должны быть такие отношения с людьми, чтобы наш визит воспринимался нормально и с радостью. Во многих домах приход священника к больному выглядит почти как напоминание о том, что смерть уже у порога. Таким образом, пастырская забота о больном начинается, когда он еще здоров, с установления простых и дружеских отношений. Во-вторых, мы должны проговаривать то, что человек боится сказать; но делать это, не запугивая, а так, чтобы помочь человеку посмотреть в лицо всем своим проблемам. Я помню, как во время войны у нас в госпитале был священник, который использовал болезнь человека, чтобы напугать его и тем вернуть к религии. Так делать нельзя. Мы должны иметь смелость и такт, чтобы помочь больному говорить о своих страхах, потому что одна из самых больших трудностей для больного — это изоляция, которую рождает боязнь открыться. Многие из тех, кто считает себя смертельно больным, не осмеливаются задать вопрос, потому что боятся услышать ответ. И всю энергию, которая могла бы быть направлена на излечение, поглощает страх перед возможным ответом. Первое посещение больного человека может стать началом движения к правдивости. И в первую очередь нужно отнестись к человеку, которого вы посетили, с интересом и заботой. Нет ничего более разрушительного для душевного состояния человека, чем визит священника, который приходит, садится и смотрит на часы. Может быть, вы торопитесь, вам нужно идти еще куда-то; но человек, к которому вы пришли, должен чувствовать, что все то время, когда вы рядом с ним, вы не думаете ни о ком и ни о чем другом. Нужно научиться смотреть на человека и слушать его. И на протяжении всего разговора обращайте внимание не только на слова, но и на выражение глаз, лица, на тон голоса.

Мы нередко слышим, как очень бодрые слова произносятся очень испуганным голосом. И мы должны уметь отвечать на страх или на вопрос, которые скрываются за словами, а не только на сами слова. В зависимости от того, какие отношения у нас с человеком, можно поступать по-разному. Если мы знаем человека достаточно хорошо, можно просто сказать: «Нет, будь честен, не разыгрывай передо мной спектакль. Давай поговорим по-простому. Ты боишься; в чем дело?» Если мы знаем человека не очень близко или если наши отношения недостаточно глубоки, мы должны найти способ показать, что мы все понимаем, но при этом нельзя ранить человека. Я помню, как посещал одну очень испуганную женщину, которая противилась всем попыткам общаться просто и прямо. И тогда я прибег к такой стратегии. Я сказал ей: «Как замечательно, что в нашем случае нет опасности смерти или серьезной болезни». И затем, по ходу разговора, я рассказал ей о смерти моей матери. У нее был рак, как и у женщины, которую я посещал. Мы долго говорили обо всем, что я пережил, пока мама умирала. И в конце эта женщина спросила меня: «Как вы думаете, я смогу встретить смерть так, как ваша мать?» И тогда мы смогли говорить о ней, а не о моей матери.

Есть люди, которые знают, что их болезнь серьезна и может привести к смерти, у них есть проблемы в жизни, они боятся за свои семьи, переживают из-за дел. Они всегда стремятся вырваться из больницы или из постели как можно скорее. И мы должны среди прочего убедить их побыть в тишине и покое. Я помню, как один человек в таком положении сказал мне: «Я должен выздороветь, мне еще столько нужно сделать в жизни». И я ответил ему, что на протяжении последних десяти лет он все время говорил мне, что хотел бы хоть несколько недель ничего не делать, а просто быть. «Вы сами ничего не сделали, чтобы получить эти недели. Бог дал их вам, примите их». «Но как мне их использовать?» — спросил он. «Просто будьте в покое, будьте в тишине, будьте в мире». И затем мы начали говорить о том, чем наполнить эти недели. Этому человеку предстояло умереть в течение нескольких месяцев. Он еще не знал об этом, но я знал. Я указал ему, что здоровье, жизнь или смерть во многом зависят от моральных и психологических факторов. Речь не только о психосоматических заболеваниях, болезнях тела, вызванных состоянием психики; нас убивают некоторые состояния нашей собственной души: ненависть, злоба, чувство вины. И я предложил ему: если он хочет жить и быть цельным, целостным, он должен разобраться с этими проблемами, а тело свое оставить докторам, которые сделают для него все необходимое. И мы неделя за неделей разбирались с его настоящим и прошлым. Он понял, что у него были плохие отношения с сестрой, что прошлое вызывало в нем чувство горечи, что он чувствовал вину за некоторые поступки. И постепенно мы вместе с ним разрешали все эти проблемы настоящего и прошлого. Он примирился с Богом, он примирился со всеми людьми, с которыми еще мог поговорить. Затем он примирился со всем своим прошлым, с людьми, которых уже не было рядом. И можно было видеть, как шаг за шагом его душа, прежде тяжелая и обремененная, стала возвращаться к жизни, как трава после дождя. И в то же время его тело постепенно умирало. Он ужасно исхудал и ослаб, и когда уже не мог вставать с постели, он сказал мне: «Как странно: мое тело умирает, и тем не менее я никогда не чувствовал себя настолько живым». Он осознал, что жизнь в нем не зависит от состояния тела. И когда в это время мы начали говорить с ним о смерти, он с улыбкой сказал: «Мое тело умрет, но жизнь у меня забрать нельзя. Жизнь, которую я ощущаю в себе, коренится не в теле».