У Плащаницы

Мы, люди, всю надежду нашу после Бога возложили на заступление Богородицы. Мы эти слова повторяем часто; нам они стали привычны, а вместе с тем, перед лицом того, что совершалось вчера и сегодня, эти слова так непостижимо страшны. Они должны являть или удивительную веру в Богородицу или являют, на самом деле, то, что люди глубоко пережили в течение своей жизни этот призыв к помощи Божией Матери.

Перед нами гроб Господень. В этом гробе многострадальной, истерзанной, измученной человеческой плотию предлежит Сын Девы. Он умер; умер Он не только потому, что когда-то какие-то люди, исполненные злобы, Его погубили. Он умер из-за каждого из нас. Каждый из нас несет в себе долю ответственности за то, что случалось, за то, что Бог не терпя отпадения, сиротства, страдания человека, стал тоже человеком, вошел в область смерти и страданья; за то, что Он не нашел той любви, той веры, того отклика, который бы спас мир и сделал невозможной и ненужной ту трагедию, которую мы называем Страстными днями и смерть Христову на Голгофе. Скажете: Как мы за это ответственны – мы тогда не жили? Да! Не жили! А если бы теперь на нашей земле явился Господь — неужели кто-нибудь из нас может подумать, что он оказался бы лучше тех, которые тогда Его не узнали, Его не полюбили, Его отвергли, и чтобы спасти себя от осуждения совести, от ужаса Его учения, вывели Его из человеческого стана и погубили крестной смертью?… Нам часто кажется, что те люди, которые тогда это совершили, были такими страшными; а если мы вглядимся в их образ, что же мы видим?

Мы видим, что они были действительно страшны, но нашей же посредственностью, нашим измельчанием. Они такие же как мы; их жизнь слишком узкая для того, чтобы в нее вселился Бог; жизнь их слишком мала и ничтожна для того, чтобы та любовь, о которой говорит Господь, могла найти в ней простор и творческую силу. Надо было или этой жизни разорваться по швам, вырасти в меру человеческого призвания, или Богу быть исключенным окончательно из этой жизни. И эти люди, подобно нам, это сделали. Я говорю «подобно нам», потому что сколько раз мы в течение нашей жизни поступаем как тот или как другой из тех которые участвовали в распятии Христа. Посмотрите на Пилата: чем он рознится от тех …….. которые больше всего боятся человеческого суда, беспорядка и ответственности, и которые, для того, чтобы себя застраховать, готовы погубить человека — часто в малом, а порой и в очень большом. Как часто, потому что мы боимся стать во весь рост нашей ответственности, мы даем на человека лечь подозрению в том, что он преступник, что он — лжец, обманщик, безнравственный и т.д. Ничего большего Пилат не сделал. Он старался сохранить свое место, он старался не подпасть под осуждение своих начальников, старался не быть ненавидимым своими подчиненными, избежать мятежа. И хотя и признал, что Иисус ни в чем неповинен, а отдал Его на погибель… И вокруг Него столько таких людей; воины — им все равно было, кого распинать, они «не ответственны», их дело было исполнять приказание… А сколько раз с нами случается то же? Получаем мы распоряжение, которое имеет нравственную глубину, распоряжение, за которое ответственность будет перед Богом, и мы отвечаем: ответственность не на нас. Пилат вымыл руки и сказал Иудеям, что они будут отвечать. А воины — просто исполнили приказание и погубили человека, даже не задавая себе вопроса о том, кто Он: просто осужденный… Но не только погубили, не только исполнили свой кажущийся долг: Пилат отдал им Иисуса на поругание; сколько раз, сколько раз каждый из нас мог бы подметить в себе злорадство, готовность надругаться над человеком, посмеяться его горю, прибавить к его горю лишний удар, лишнюю пощечину, лишнее унижение! А когда это с нами случалось и вдруг наш взор встречал взор человека, которого мы унизили, когда он уже был бит и осужден, тогда и мы, не раз, наверное, по-своему, конечно, делали то, что сделали воины, что сделали слуги Каиафы: они завязали глаза Страдальцу и били Его. А мы? Как часто, как часто нашей жизнью, нашими поступками мы будто закрываем глаза Богу, чтобы ударить спокойно и безнаказанно – человека — или Самого Христа в лицо!..

А отдал на распятие Христа — кто? Особенные злодеи? Нет! – люди, которые не хотели рисковать ничем, для которых земное строительство оказалось важней совести, правды, всего — только бы не поколебалось шаткое равновесие их рабского благополучия… А кто из нас этого не знает по своей жизни?

Можно было бы всех так перебрать — но разве не видно из этого, что люди, которые убили Христа — такие же как и мы? Что они были движимы теми же страхами, вожделениями, той же малостью, которой мы порабощены? И вот мы стоим перед этим гробом, сознавая — я сознаю! и как бы хотел, чтобы каждый из нас сознавал, — что блаженны мы, что не были подвергнуты этому страшному испытанию встречи тогда, со Христом, тогда, когда можно было ошибиться и возненавидеть Его и стать в толпу кричащих: «Распни, распни Его!»…

Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним со-умирала. Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: «Мать, я повинен — пусть среди других — в смерти Твоего Сына, я повинен — Ты заступись, Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь — никто нас не осудит и не погубит… Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту»…

Вот, с какой верой мы теперь стоим, с каким ужасом в душе должны бы мы стоять перед лицом Матери, Которую мы убийством обездолили… Встаньте перед Ее лицом, встаньте и посмотрите в очи Девы Богородицы!.. Послушайте, когда будете подходить к Плащанице, Плач Богородицы, который будет читаться: это не просто причитание, это горе, горе Матери, у которой мы просим защиты, потому что мы убили ее Сына, отвергли, изо дня в день отвергаем даже теперь, когда знаем, Кто Он — все знаем — и все равно отвергаем… Вот станем перед судом Ее горя, перед судом нашей совести, пробужденной этим горем и принесем Ему покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он нам дал сил очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно — и нужно! — потому что любить, это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь-то Бога, будь-то человека – жить для другого, отложив заботу о себе; умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других.

Аминь.

У ПЛАЩАНИЦЫ

(Служба Погребения в Страстную Пятницу 1967 г.)

Подходя к Плащанице, подходите со всей любовью сердца, благоговейно и тихо, предупреждая друг друга, открывая друг другу путь тишиной и любовью, чтобы нам поклониться Христу во гробе.

Сегодня ночью церковь будет открыта вплоть до завтрашней литургии, т.к. группа нашей молодежи будет молиться поочередно у Гроба Господня. Поэтому всякий, кто захочет остаться поздно, может остаться, молиться, принять с ними участие в этом молении. Но соблюдайте тишину, окружите Христа всей тишиной и любовью сердец ваших.

Опубликовано: Проповеди и беседы.

Православный Церковный Календарь 1992 г. Каунас, 1991.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. – Клин: Христианская жизнь, 1999.