Вопрос книжника

Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.

На вопрос книжника о том, как ему достигнуть вечной жизни, Христос ставит ему вопрос: «Что сказано Богом об этом?» И книж­ник отвечает, что путь к вечной жизни в том, чтобы любить Бога всем сердцем, всей жизнью, всей крепостью, всей душой своей, и ближнего своего, как сам себя…

Христос каждому из нас ставит тот же вопрос: «Вот, ты ищешь вечной жизни; может быть, ты ее жаждешь, а может быть, только о ней мечтаешь, но скажи — знаешь ли ты путь в эту вечность?..» И каждый из нас этот путь знает: нет иного пути, кроме любви, потому что всё пройдет. Вера стоит, пока мы не стоим лицом к лицу с очевидностью, с реальностью того, во что мы верим; надежда пройдет, когда исполнится всё; останется любовь; любовь к Богу, любовь к ближнему, любовь, которая держит собою всё.

Но как этой любви научиться? Часто мы жалуемся на то, что нет у нас достаточно любви к Богу; Он для нас туманен, да­лёк; но есть у нас ближний, и ближнего можно любить, и если мы не любим ближнего, как апостол Иоанн говорит в своем послании, мы не имеем права говорить, что мы любим Бога; по­тому что если мы знаем, что моего ближнего Бог так возлю­бил, что Он Своего Единородного Сына на смерть отдал, чтобы его спасти, так же как и меня, — если мы это знаем, неужели мы можем ближнего нашего ненавидеть, от него отворачиваться, к нему быть холодными, когда мы знаем, как его любит Господь? Поступая так, мы отходим и от Самого Бога; Бог остаётся с нашим ближним Своей любовью, мы же, отходя от нашего ближнего, отходим и от Самого Бога… Как это страшно подумать, и как это постоянно бывает со всеми нами! Но как научиться любить ближнего? Любить, это не значит обязательно иметь какие-то нежные, живые чувства, — это придет, это, конеч­но, то, к чему мы стремиться должны; но раньше, чем ближнего на­шего возлюбить лаской нашего сердца, мы можем его возлюбить де­ятельной любовью веры. Если, как я только что сказал, для нас реально, если мы понимаем, что Бог нашего ближнего, каждого, самого неприглядного, самого для нас тяжелого, самого от­вратительного для нас любит до смерти крестной, то мы можем перед собой поставить вопрос: «Как же я этому ближнему могу послужить во спасение? Что я могу сделать для того, чтобы через меня до него, до нее, до них дошла бы Божия забот­ливая любовь? Что я могу сделать для того, чтобы этот мой ближ­ний через меня получил то, что ему Господь хочет дать? Как могу я научиться стать зрячими Господними глазами, прозревающими всякую нужду, Его слухом, улавливающим каждый стон и мольбу, Его руками, творящими добро, Его стопами, спешащими на помощь, Его умом — глубоким, тонким, чутким, Его сердцем, отзывчивым, ласковым и строгим?… Как я могу этому научиться по отношению к ближнему, чтобы мое существование как ближнего этого человека, было ему благословением, чтобы я мог для него быть Божиим Провидением?…» И Христос нам дает к этому указание: «Возлюби ближнего как самого себя…» Разве мы лю­бим себя? Неправда! Мы думаем, что любим, потому что мы ищем себе всего того, что сердце подскажет. Но разве это лю­бовь? В нас есть мелкий, низменный человек — в каждом из нас — вот этого человека мы бережем; как мы бережем себя от оскорбления нашего тщеславия, от унижения и попрания нашей гордости, как мы защищаемся от всего того, что может ранить нас, потому что мы так мелки; и как мы небрежно относимся к тому величию, которое в каждом из нас есть. Ведь каждый из нас соз­дан Богом по Его образу и подобию, каждый из нас любим Богом, каждый из нас призван в вечности быть другом Божиим — и как мы небрежно относимся к тому, что нам предложено. Нам предложено быть человеком по образу Христа во всём величии его, во всей его красоте, а мы даём себя нашим страстям, при­вычкам, влечениям изуродовать; мы — не образ Божий в глазах окружающих нас людей, потому что этот образ затемнен, сделан неузнаваем тем уродством, которое мы допускаем. Как лицо чело­века делается уродливым в момент гнева, в момент страсти, в мо­мент охлажденья его сердца, помраченья. И вот мы должны научить­ся раньше всего, раньше, чем мы научимся любить и уважать ближ­него, уважать себя самого, любить в себе ту красоту, которую Господь вложил в нас, её беречь, её хранить от изуродования и осквернения. Это требует большого подвига с нашей стороны; это нелегко, потому что всё в нас восстаёт против нашего величия: и наши страхи, и жадность на­ша ко всему мирскому, и способность наша ненавидеть, быть хо­лодными, быть сосредоточенными на том, что мы называем «на се­бе», когда это совсем не я, а урод… Вот, пусть каждый из нас задумается: каков он, настоящий, подлинный он, не тот поверх­ностный он или она, которому мы служим как истукану, как идо­лу, которому мы приносим в жертву всю нашу красоту духовную, всё наше будущее, всю нашу вечность — и нашего ближнего, — а тот глубокий человек сердца, который, по образу Божию, пленни­ком, мучеником, распятым живет и умирает в нашей душе. А для этого путь простой и легкий: не смотреть на себя, а вглядеть­ся в образ Спасителя Христа и поставить себе вопрос: «Чем я на Него похож, и чем я так страшно не похож на Него?» И если мы обнаружим, что в нас есть какие-то чувства, похожие на Христовы, какие-то мысли, достойные Его, какие-то движения воли, согласные с Его волей, какие-то настроения, какой-то строй, который мог бы напоминать нам и другим о Христе — надо это запомнить: вот в этой черте, в этой мысли и чувстве, в этом слове и действии, в этом состоянии и настроении я как-то при­близился ко Христу, я хоть сколько-то Ему свой, родной, — и держаться этого так, чтобы всегда, всегда, без исключения быть таковыми хоть бы в этом. Попутно мы должны обна­руживать, как мы на Него не похожи в некоторых вещах, и от них отходить, себя от них отрывать, как бы ни было больно, как бы жадность наша ни влекла, отрываться от всего, что нас делает чуждыми, непохожими на Христа, значит — изуродо­ванными. И если мы так с собой будем поступать, если мы полю­бим себя такой строгой и спасительной любовью, тогда между на­ми и ближним не будет той преграды жадности, страха и ненавис­ти, которая стоит между нами; тогда эта преграда постепенно расшатается, сначала станет густым, а потом тонким туманом, дымкой, и пройдет, и тогда окажется, что наше сердце, наш ум, наша воля, самая плоть наша, самая жизнь наша стала местом любви, и мы сможем начать любить Бога уже не по­слушной любовью, не любовью веры и надежды, а теплой, ласко­вой, спасительной, ликующей, радостной любовью сердца. Дай нам Господь вступить на этот путь сегодня, теперь, обернуть­ся от всего того, что стоит на этом пути, и идти к вечной нашей радости, к вечной общей радости, к радости Христовой, к радости Божией, Который радуется больше об одном спасенном грешнике, чем о девяноста девяти праведниках, будто бы не нуж­дающихся в покаянии.