Воскресенье Всех Святых в Земле Российской просиявших

Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.

Мы празднуем день Всех Святых в Земле Российской просиявших, то есть тех людей, которые сумели всем своим существом отозваться на Божию любовь. Каждый народ отзывается по-своему. Летописец Нес­тор говорит, что каждый народ вносит как бы свою неповторимую ноту в ту симфонию мира, которая в конечном итоге будет песнью перед Лицом Божиим. И наши святые тоже вносят нечто свое в эту симфонию.

Если задуматься над историей Русской Церкви, то первое, что поражает в русской святости, это охваченность сердец, умов, жизней — красотой. Когда наши предки впервые встретили Православие, им показалось, что они уже не на земле, а на небе, их поразило созна­ние красоты. И не случайно духовные писатели часто говорят о Боге не только как об Истине, о Вечности, о Творце, но и как о красоте. Почему о красоте? Не все мы можем познать, что такое величие, что такое святость, а красоту мы все знаем. Мы не все одни и те же предметы называем прекрасными, но мы все отзываемся восхищением на то или другое: «Как это прекрасно! Как это красиво!..» Это может быть зрелище, это может быть картина, это может быть закат, это может быть человек, это может быть слово правды — всё может быть пре­красным (или уродливым). И наши предки отозвались именно на кра­соту, которая была выражена в византийском богослужении, красоту храма, красоту икон, красоту пения. Но за этим была красота духа, такая красота, какой они не знали, будучи до того язычниками; красота людей, которые познали всё величие, к какому призван человек, и которые всеми силами стремятся к тому, чтобы быть достойными себя, достойными Бога. Вот это первое, что поразило русских людей, когда они впервые встретились лицом к лицу с богослужением, с поклонением Богу, с тем местом, где Бог является центром жизни и где Его любовь отдается и принимается людьми.

А из этого истекает другое: то сознание, которое есть в русской святости о том, что всё должно быть безмерно, абсолютно, что всё должно быть так же велико, так же прекрасно, как Бог, как лю­бовь, как красота. И это в результате подвело к тому, что в русской святости ярким образом сияет аскетический момент, то есть отноше­ние человека к самому себе беспощадное, строгое и, одновременно, ликующее потому что человек-аскет, святой любит в себе, почита­ет в себе образ Божий и всеми силами старается его очистить, об­новить в себе, и сделать достойным той любви, которую Бог нам отдает. Эта глубина вызывает в человеке решимость беспощадно бо­роться за то, чтобы быть достойным себя самого. Это второе свойство, которое меня поражает в русской святости.

А дальше — бесконечное терпение и бесконечное сострадание, сострадание ко всякой твари, ко всякому человеку. Ведь преступников у нас в России называли несчастными, не потому что они были наказаны, а потому что они себя изуродовали, потому что вместо того, чтобы быть красотой, они стали страшными и урод­ливыми.

Задумаемся хотя бы над этими тремя чертами русской святости, потому что они не только нам дают пример, — они нас призывают к тому, чтобы последовать этому примеру, как апостол Павел говорил: «Будьте мне последователями, так же как я — последователь Христов» (I Кор. 4, 16). Аминь.

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007.