Я продолжаю с ним говорить…

Е. Ю. Садовникова: Отец Иоанн, большое спасибо, что вы согласились обратиться к нашей публике. Я получила большое количество вопросов. Начну с первого: как все началось? Как вы узнали о владыке Антонии и как в конце концов оказались в его приходе священником?

Протоиерей Иоанн Ли: Я с ним встретился в Гайд­парке, куда пошел со своими детьми, чтобы они могли там побегать. Владыка Антоний тоже занимался там спортивными упражнениями, бегал.

Я о нем слышал, но никогда не встречался, так что узнать не мог. Владыка сел на скамейку рядом со мной, у нас завязался разговор, и я сказал: «Вы похожи на православного священника». Он засмеялся и ответил: «Может, это потому, что я и есть православный священник?»

Наша беседа затянулась, так что дети заскучали. Я спросил, где живет Владыка, и он предложил мне его навестить.

Так я второй раз в своей жизни отправился в собор (когда я первый раз был в соборе, служил кто-то другой). Он мне показал собор и предложил встречаться, и так все началось. Я сказал, что учился в семинарии, готовился стать священником, и Владыка ответил: «Это меня не удивляет». С тех пор мы начали регулярно встречаться, и так оно продолжалось до конца его жизни.

Е. Ю. Садовникова: Руководствовался ли Владыка какими-то правилами, например, «Лествицей», в своей  монашеской жизни?

Протоиерей Иоанн Ли:  Единственное, о чем он говорил со мной в этом отношении, помимо Священного Писания и житий святых, — это о своем духовном отце, архимандрите Афанасии (Нечаеве). Он очень высоко его ставил.

Исходя из моего опыта, могу сказать, что он никому не предъявлял, не навязывал каких-то правил. Он высказывал предложения. Если ко мне потом подходили люди и говорили: «Митрополит Антоний то-то мне предложил», — я им всегда отвечал: «Теперь уже вам надо решать, как поступать». Он никогда никого не отчитывал. Единственный случай, когда он действительно мог сделать строгий выговор, — если священник плохо вел службу.

Джеймс Хейвуд: Почему он был так строг в отношении богослужения? Может быть, потому, что в богослужении он видел основу христианской жизни, основу пастырской работы священника?

Протоиерей Иоанн Ли: Да. Был у нас такой разговор. Владыка был болен, лежал в постели, я сидел рядом с ним. И он мне сказал: «Единственное, чего мне будет не хватать в раю, это совершения Божественной литургии». Насколько я знаю, он никогда не шел на компромиссы в отношении богослужения, ничего не сокращал.

На его взгляд, в богослужении ничего не следует считать незначительным или менее значительным. Мы оба (он говорил, что это связано с моим духовным образованием) очень явственно сознавали, что после освящения Святых Даров присутствует Тело Христово. Это было совершенно очевидно.

Келси Чешир:  Верно ли, что Владыка считал, что Литургию совершает Сам Христос? Совершающий службу стоит перед престолом и приготавливает Святые Дары, но дальнейшее совершает Христос?

Протоиерей Иоанн Ли: Этого не надо было говорить — мы просто это знали. Вот и все, здесь нечего добавить.

Е. Ю. Садовникова: Один из вопросов — это соотношение общества и общины. Каким образом община интегрируется, какое она имеет отношение ко всему обществу, зачем она вообще существует? Какова ее миссия по отношению к обществу?

Протоиерей Иоанн Ли: Мой ответ противоположен тому, который дал бы вам любой другой человек. Вероятно, многие со мной не согласятся. Священное Писание говорит: «Выйдите из среды их и отделитесь» (2 Кор. 6:17). За много лет я убедился, что лучше всего, если помощь в больницах, в школах, в приходах оказывают люди «отделенные», находящиеся на некотором расстоянии. Когда вы являетесь частью группы, которой стараетесь помочь, это на первый взгляд выглядит неплохо, но не всегда оказывается полезным. Я знаю, что такая точка зрения не очень популярна, но таково мое мнение. Например, вы отправляетесь в тюрьму, чтобы кого-то навестить и, если создать у посещаемого вами человека впечатление, что вы такой же, как и он, и все остальные, то вы этим ему совершенно не поможете. Когда я отправляюсь в тюрьму, я говорю заключенному: «Я пришел выслушать вашу исповедь, вас причастить, выслушать вас, что вас волнует. Говорите со мной».

Е. Ю. Садовникова: Вы упоминали, что Владыка незадолго до своей смерти передал вам список людей, за которых просил молиться…

Протоиерей Иоанн Ли: Могу добавить, что когда он передавал мне этот список, он, в частности, указал на одно имя и сказал: «Никогда не говорите этому человеку, что я просил вас за него молиться: он будет в ярости». Я знаю этого человека, я молюсь за него, и, должен сказать, с чувством большого удовлетворения. Во время моей последней беседы с ним он сказал: «Я знаю, что в свое время митрополит Антоний молился обо мне, а сейчас, вероятно, нет, так что я в безопасности». Я подумал про себя: «Ну, вы безнадежны. Я продолжаю за вас молиться, но вы не знаете об этом».

Келси Чешир: Это наводит меня на вопрос, который я никогда не задавала. Припоминаю, как Владыка говорил: «Когда я умру, я и далее буду за вас молиться, и даже буду ближе к вам в своих молитвах, и молитва моя будет сильнее, чем сейчас». Так что, может быть, действительно есть какой-то смысл в этом?

Протоиерей Иоанн Ли: Единственный ответ, который я могу дать, это слова митрополита Антония, который как-то мне сказал: «На небе мы не молимся». Я понимаю, что он имел в виду: если ты оказался с Богом в раю, ты уже не молишься, ты уже являешься частью всей этой действительности, которая сама — постоянная молитва.

Келси Чешир: Помню, владыка Антоний говорил, что когда люди умирают, отношения с ними не прекращаются, и молитвы делаются более более ясными и глубокими.

Протоиерей Иоанн Ли: Я с вами согласен, но думаю, что в данном случае надо употребить, не слово «молитва», а иное слово, чтобы это описать.

Е. Ю. Садовникова: Очень часто, когда в повседневной жизни не только молитвой, а делом пытаешься помочь людям, они ожидают от тебя больше, чем ты можешь дать…

Протоиерей Иоанн Ли: Здесь два ответа. Первый ответ очень прост. Когда я учился в семинарии, и мы готовились стать священниками, через дорогу от семинарии был дом для престарелых женщин. И эти женщины выходили на улицу и ждали, когда мы выйдем на улицу и дадим им благословение. И хотя на нас были подрясники, мы еще не были священниками, не могли давать благословение, мы не хотели их разочаровывать и обратились к нашему духовному наставнику и спросили, как нам быть. Он сказал, что это очень просто: возьмите женщину, просящую о благословении, за руку и скажите: «Не могу дать, чего у меня нет», — и этим дело закончится. Вот и простой ответ на вопрос.

Второе: человек сам должен решить, как ему поступать, есть ли в нем духовные силы, способности, которыми он может поделиться с тем, кто просит о помощи, или лучше позвать духовного отца, чтобы тот дал нужные руководства и наставления.

Я не раз посещал людей в больницах, и я знаю, что их друзья могут дать больше, чем я. Моя обязанность — помолиться за них, причастить, помазать и убедиться, что их посещают друзья и близкие. Надо просто взвесить практическую и духовную стороны дела.

Был такой случай, когда митрополит Антоний обратился ко мне: «Джон, ты способен увернуться?» Я спросил: «Что ты имеешь в виду?» В ответ услышал: «Увернуться, если кто-то в тебя чем-то бросит». Я ответил, что, наверное, могу. Тогда Владыка сказал: «Я хочу, чтобы ты отправился в один город, там в больнице русский старик. Это ужасный человек, он разрушил жизнь своей жены, жизнь своей семьи. Но он при смерти, я хочу, чтобы ты к нему отправился, исповедовал и соборовал, а он, скорее всего, в тебя чем-нибудь запустит».

Я поехал в этот город, в эту больницу. Этот человек, действительно, был ужасным — медсестры и все вокруг его ненавидели. Вхожу, больной приподнялся на постели и спросил: «Кто вы такой? Что вам надо?» Я сказал, что я отец Иоанн и хочу услышать его исповедь. Он в ответ: «Нечего мне говорить на исповеди», — и действительно чем-то в меня швырнул. Но я увернулся, подошел, слегка толкнул, чтобы он опять улегся, и сказал: «Думаю, есть. Сейчас я буду слушать вашу исповедь»… Когда я вернулся к себе, мне позвонил Владыка и сказал: «Джон, что ты с ним сделал? Мне только что звонила из больницы его супруга и сказала, что он совершенно изменился. Он всех подозвал к себе — сестер милосердия, врачей, и просил у них прощения».

Е. Ю. Садовникова: Большое спасибо, отец Джон, что вы согласились ответить на наши вопросы. Незаданных осталось еще больше. Мы понимаем, что нельзя их все сразу задать и нельзя сразу на них ответить. Если будет такая возможность и это не ляжет слишком тяжелым  бременем на вас, можно ли послать эти вопросы в письменном виде?

Протоиерей Иоанн Ли: Конечно, можно.

Е. Ю. Садовникова: Спасибо большое.

Протоиерей Иоанн Ли: Я очень благодарен и ценю, что я могу говорить о митрополите Антонии то, что я сегодня смог сказать: мне не часто представляется такая возможность. Но я продолжаю с ним все время разговаривать. Недавно я должен был кого-то навестить в больнице, но отложил из-за какого-то другого дела, и поймал себя на том, что говорю вслух: «Не волнуйся, Антоний, я выполню это дело».

Однажды он отправил меня в Ист-Энд, в восточную, весьма неспокойную часть Лондона в субботу вечером, после всенощной. Мне были даны шесть тысяч фунтов, которые я должен был передать русской семье. Я отправился, но когда вернулся, то посетовал Владыке: «Что бы было, если бы там на меня кто-нибудь напал?» Знаете, что он ответил? «Мне было бы жаль человека, который бы на это решился, Джон!»