Митрополит Антоний Сурожский

Книга Бытия

1964 г.

Темой наших бесед в этом году будет книга Бытия, вероятно, только самое ее начало. В качестве вводных замечаний к этим беседам, я хотел бы сказать несколько слов о Библии и о том, с какой стороны я подойду к теме.

Библия — не простая книга. К ней можно подходить с точки зрения ученого, обсуждать авторство, датировку и  проч., но мой подход будет не такой. Для меня Библия — книга Церкви, слово Бога к Своему народу; она описывает историю человечества не в категориях исторических событий, а как внутреннее раскрытие человеком Бога и самого себя. Более того, книга эта не простая еще и потому, что состоит из очень разных по свойствам частей.  Есть места, где описываются события, они вполне соответствуют исторической категории. Есть отрывки, которые, хотя в основе их лежат исторические факты, интересны не упомянутыми событиями, а тем толкованием, которое им дают авторы. Есть эпизоды, которые предлагают нам образцы для подражания. Есть места, которые не несут никакого подобного содержания. Многосложность Библии вызывает очень разные реакции. Мне кажется, в Библии можно видеть, с одной стороны, каким образом народ Божий постепенно открывал своего Бога, постепенно приближаясь к тому ясному видению Бога, которое будет у них в итоге. Но кроме того, в этом процессе авторы Книги писали о себе и о всем народе исключительно просто и правдиво.

В этом тоже, порой, одна из трудностей этой Книги; людей поражает то, что они читают, им непонятно, как можно это называть Священным Писанием. Единственное объяснение я могу дать через сравнение. Когда встречаются два друга и один открывает другому свою жизнь, все, что в ней есть славного, но и то, что было уродливого, тот, кто слушает и принимает слова в свое сердце, не испытывает потрясения, потому что в нем живет сочувствие, между ним и говорящим живет сопереживание. Но если разговор услышит человек, совершенно равнодушный к судьбе говорящего, он, вероятно, найдет в том, что говорится, места уродливые, возмутительные, неприглядные. Думаю, именно так следует подходить к Библии. Целый народ и отдельные его представители говорят о собственной жизни и о жизни всего народа с той исповедальной открытостью,  с какой говоришь с самым ближайшим другом. Они говорят о всем, о чем можно сказать, с той открытостью, с которой говоришь перед Богом. Поэтому, если мы хотим воспринять от Библии все, что она может дать, следует научиться прислушиваться к тому, что нам говорится доверительно, не провозглашается, а говорится на ухо, чем с нами делятся, и, зачастую, делятся в сокрушении сердца, а не беззастенчиво.

Цель наших бесед — не ученость. Я не в состоянии расширить ваши академические знания о Библии. Цель этих бесед — выбрать некоторые места Библии и постараться, рассматривая их в объективной реальности, обнаружить, что Библия может сказать нам о Боге, о нас самих, о судьбах человечества, о судьбах того мира, в котором мы живем. Так что мы начнем с начальных слов первой главы Бытия. Это единственные слова, которые говорят о творении. Дальнейшее содержание всей первой главы, которую обычно считают рассказом о сотворении мира, говорит не о творении, а об упорядочении чего-то, что уже есть. В начале сотворил Бог небо и землю  (Быт 1:1). Это сущностное действие Божие, и каждое слово этой фразы  имеет собственное значение.

Во-первых, в начале. Может показаться, что невозможно говорить о начале, пока ничего нет, есть только Бог, Который вне времени, вечный. Эти слова в начале подчеркивают факт, который существенный для того, чтобы нам понимать свое положение тварных существ. С первыми словами Божиими, которые привели в бытие то, чего не было, началось время. Это было начало всего и начало времени. Время в своем течении — существенная категория нашего тварного состояния; мы живем внутри времени, мы сотворены вместе со временем, а время — вместе с нами, потому что время — категория бытия, благодаря которой мы осознаем, что мы появились в какой-то момент и погружены в бытие динамично. Бог не творит статичный мир. Бог творит мир, который с самого первого момента существования движется от небытия к своей полноте, мир, который ничего не стоит неподвижно на одном месте.

В IV в. святой Афанасий сказал, что Бог создал все в процессе обожения, уже прозревая конец в начале, исполнение — в первичном повелении Божием нам стать. Задумаемся немного над этим понятием сотворения. Я знаю, что со многими из вас мы не только слегка касались уже этой темы,  но и обсуждали ее, но мне хотелось бы снова поднять ее, потому что без этого трудно будет понять то, что последует.

Понятие сотворения принадлежит, можно сказать, исключительно Библии. В древнем мире сотворения как его понимает Библия, т.е. вызывание из небытия того, что совершенно отсутствует, не существовало. Греческая философская мысль знала хаос, который постепенно  превращался в упорядоченное бытие; его греки называли космосом. В хаосе было уродство, в космосе была красота, как в беспорядке присутствует уродство и бессмысленность, а в красоте есть гармония и целенаправленность.

Эту же мысль можно найти у апостола Павла, когда он говорит, что Дух Божий есть дух не беспорядка, а гармонии. Но это появляется позднее; сам хаос появляется и возникает из ничего. Это «ничто» не поддается нашему пониманию, мы не можем понять его ни воображением, ни философской мыслью: мы можем говорить об абсолютном отсутствии, но не может его ни воспринять, ни вообразить. Но это радикальное отсутствие, предваряющее появление первой твари, не пусто; прежде возникновения первой твари  существовала полнота Божия. Бог Своим повелением вызывает нечто, чего не было, что не коренится ни в предшествующем хаосе, ни в Нем, в Боге.  Бог повелевает этому стать, войти в бытие. Ничто, из которого мы вызваны, это полное отсутствие. И такое понятие  во всей его остроте и со всей ясностью сообщает нам только Библия.

Но это понятие сотворения принадлежит не только становлению вещей; к нему есть предпосылки, в нем есть глубина. Бог возжелал нас в бытие свободно, ничто не понуждало Его возжелать нас, кроме желания, чтобы мы стали. Мы не необходимы Богу. Его полнота была без ущерба прежде нашего возникновения. Его полнота ничуть не возросла с нашим появлением. Полнота Божия не зависит ни от чего;  мы для нее не необходимы, излишни. И эта наша избыточность,  то, что мы Богу не необходимы, очень ценная, очень драгоценная черта нашего существования: Бог нас возжелал свободно. Он не был вынужден вызвать нас к бытию. И поскольку мы для Него не необходимы, поскольку мы, если можно так выразиться, не производное от Его бытия, мы не являемся просто Его отражением, тенью. Мы обладаем личным существованием, потому что между Ним и нами есть радикальное, абсолютное отличие. Мы — не Он, и Он — не мы. Он нетварный и вечный. Мы принадлежим времени и сотворены. Ничто не заставляло Его сотворить нас, и потому между Ним и нами есть взаимоотношение державной свободы. Бог призывает нас к бытию, каждого из нас; и все, что было, что будет — все это Бог возжелал в бытие. Здесь начало наших взаимоотношений, даже прежде того как мы стали, так сказать.  Мы появляемся не случайно; каждого из нас конкретно, лично Бог возжелал в бытие как личность, и не как эфемерное явление, а на вечность, потому что то, что Бог создал, не может вернуться в небытие, никогда не вернется в небытие.

Каждый из нас должен понимать, что Бог  возжелал нас, лично быть Его спутником на всю вечность. Первое творческое слово Божие, которое приводит в бытие первый атом материи (если именно так надо выражаться) уже подразумевает личное отношение, личное взаимоотношение между нами и Богом. И взаимоотношение возможно благодаря инаковости, отличающей Его и нас, ведь взаимоотношения возможны между двумя. С самим собой невозможно иметь взаимоотношений. Мы введены в бытие волей Божий, желанны навсегда; я имею в виду в первую очередь нас, людей, обладающих способность понимать и судьбой, которую мы осознаем. Но, думаю, это в известной мере относится также ко всему, что было сотворено, к любой сотворенной  материальной реальности, к любой духовной сотворенной реальности —  все призвано к таким взаимоотношениям. Если бы из понятия тварности мы могли удержать только это, одного этого было бы достаточно. Мы сотворены в Божественной свободе, поскольку Богу не требуется приводить нас в бытие. Мы приведены в бытие и коренным образом отличаемся от Бога, и, следовательно, обладаем личным, собственным бытием, мы не являемся жалкой тенью нашего Творца. Бог желает нас, желает не кончающихся отношений с нами, отношений в рамках динамичного творческого акта, на что я указывал, когда говорил, что мы созданы во времени, в текущем времени, которое движется, уходит  далее, никогда не замирает. То, что мы сотворены в рамках такого динамичного взаимоотношения, предполагает сразу: мы призваны завтра перерастать то, что мы есть сегодня.

Прав был свт. Афанасий: мы сотворены в процессе обожения, в том строгом и точном смысле, о котором апостол Петр говорит в своем Соборном послании: дабы мы стали причастниками Божественной природы[1]. Вызванные из небытия,  мы на всем протяжении истории в пределах собственного становления, висим между двух бездн. Этот образ дает митрополит Московский Филарет, который говорит, что мы призваны  Богом в бытие, но под нами все еще туманно маячит  бездна небытия, а впереди просматривается столь же ужасающая для нас бездна глубин Божиих. Из одной бездны мы вызваны и обратного пути нам нет; мы призваны к другой, и от нас зависит, вступим ли мы в нее, насколько глубоко мы погрузимся в эту Божественную тайну; она доступна нам лишь в меру все более совершенного приобщения к Богу, Которого мы открываем. Под словами «Которого мы открываем» я подразумеваю все, что Священное Писание  может сказать нам, потому что если внимательно читать Ветхий Завет, мы увидим, что он говорит о том, как люди Божии, чада Господни постепенно получают откровение, которое шаг за шагом ведет нас ко Христу и в Нем претворяет нас в детей Того, Кто нас сотворил, приобщая все более совершенно Богу, Которого мы открываем.

Однако мы должны воспринимать свое положение реалистично. Когда я сказал, что Бог творит нас совершенно свободно, я хотел сказать: ничто, абсолютно ничто не ограничивало, не определяло свободу Божию. Но какова наша, тварная свобода? Эта свобода велика — но и ограничена. И нам было бы очень полезно, вместо того, чтобы романтически воображать, что достаточно нам захотеть — и мы достигнем желаемого, понимать, что тварная свобода даже в самом основном своем осуществлении, свобода очень обусловленная. Только Божия свобода абсолютна и ничем не обусловлена. Наша свобода ограничена и обусловлена с трех сторон. Первое: мы  призваны в бытие из радикального и абсолютного отсутствия, т.е. не имея силы или права отказаться от бытия. В этом отношении наша свобода начинается тогда, когда мы входим в бытие, ранее она не существует. Второе: как бы мы ни расценивали, что бы ни думали о Божием творческом акте, как ни относились бы к нему, оценивали его, в конце собственной жизни и в конце истории мы станем лицом к лицу с Богом,  и нам придется дать отчет за себя и за судьбы мира, которому мы принадлежим. С этой точки зрения, опять-таки, наша свобода обусловлена, и мы не можем вернуть Богу билет в жизнь, как того хочется Ивану Карамазову, потому что он не одобряет ее[2]. Одобряем мы жизнь или нет — мы живем, и, значит, не можем избежать ее.

И третье. Наша свобода обусловлена — и я употребляю слово «обусловлена», а не «ограничена», потому что, мне кажется, оно больше соответствует тому, что я хочу передать — наша свобода обусловлена тем, что наша собственная природа и все, что нас окружает, — это Богом данная ситуация. Она дана нам, мы ее не выбираем, мы не можем ее отвергнуть. Порой мы можем ее изменить, и обычно наши попытки, вместо того чтобы преобразить ситуацию, приводят ее ближе к хаосу и дальше от космоса.

Мы обусловлены тем, что нас призвали в бытие, не спросив нашего мнения, что в конце мы должны будем дать отчет, и что наша природа и все окружающее — просто данные. Далее мы увидим, что это означает: что у нас нет никакой свободы, или, напротив, проблема разрешается тем, что мы были сотворены в продвижении к нашему исполнению, а не статично,  и потому, когда все достигнет своего исполнения, мы обретем свободу, которая  зачаточно была дана нам изначально.

Обращаясь теперь кратко к последующему отрывку, т.е. к сотворению всего или, я бы скорее сказал: к упорядочению всего, хочу обратить ваше внимание на одну черту этого отрывка, которую, мне кажется, редко подчеркивают и которой редко пользуются, чтобы указать «нелепость» этого отрывка из Священного Писания. Творение развивается день за днем, но странным образом, дни творения начинаются с вечера. Это лежит в основе того, что по иудейскому представлению, литургически день начинается в шесть часов вечера. На этом же основана литургическая система Православия, где день начинается со второй половины вечерни, которая фактически вторгается в события следующего дня.

Это следует рассмотреть внимательнее. Что мы видим? В самом начале мы видим землю, которая была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою  (Быт 1:2). В следующий раз я хочу обратиться отдельно к этому пункту: вода; пока же мы видим: в этом первом действии творения мы сталкиваемся с хаосом, который Бог собирается упорядочить. Есть тьма, и первое действие Божие — создать свет, т.е. вызвать свет из тьмы[3]. Он как будто ничего не создает, не творит новое. Свет и тьма уже есть, прикровенно присутствуют. Свет сияет. И каждый шаг в деле творения является шагом от тьмы к свету, от света, который, по сравнению с последующим, — тьма, к новой полноте  в большем свете. Кажется, будто Библия описывает нам сотворение мира как постепенное развертывание всех возможностей, так что вчерашняя полнота представляется зачаточным началом сегодняшней и завтрашней большей полноты. Это не «дни» в смысле — «периоды времени», хотя можно считать и так; это скорее этапы постепенного расцвета  всех возможностей, какие мы видим в тварном мире. Одна за другой все потенциальные возможности этого хаоса вызваны, проявляются свободно и служат основанием, фоном, для большего проявления новых возможностей в следующий день. Это может нам пригодиться в дальнейшем, если мы захотим обсудить  все сказанное с научной точки зрения. Но сейчас мне хочется подчеркнуть, что весь этот отрывок говорит о постепенном раскрытии всего, а не пытается дать описание, которое  может совпасть или не совпасть с данными естественных наук или истории.

Упомяну сегодня еще одно последнее. В первую очередь нам предстоит исследовать первые три главы книги Бытия, которые во многом загадочны. Как можно подходить к этому тексту, что он значит для нас? Это миф? Чистая символика? История? Мне кажется, простой и глубокий ответ на все эти вопросы  был дан одним нашим православным богословом этого столетия, отцом Сергием Булгаковым. Он говорит: так же, как мы говорим о метафизике как о том, что за пределом физики, так следует говорить о метаистории, — о том, что является историей и, вместе с тем, больше, а может быть, меньше, чем история. Эти главы книги Бытия сообщают нам об истории, т.е. говорят о том, что случилось, но говорят о мире, которого больше нет, говорят о мире до падения человека, мире, какого никто из нас не может себе представить, он принадлежит потерянному опыту человека еще до падения.  И в этом отношении не существует слов и выражений, которые могут адекватно описать то, что было, у нас нет опыта, благодаря которому мы могли бы адекватно понять, что было и что произошло.

Эти первые главы книги Бытия — попытка вместить в образы и слова падшего мира, мира после падения, то, что было и произошло в мире, о котором у нас нет никакого представления. В некоторых местах совершенно явно, насколько содержание не соответствует тому смыслу, который они стараются донести до нас. Когда Бог беседует с Адамом и Евой и предупреждает, что они не должны есть от плода дерева познания, потому что, если съедят, то умрут, совершенно очевидно, здесь говорится о том, чего человек не мог понять, прежде чем  в человеческом опыте появилась смерть. Для нас, знающих, что такое смерть, образ этот совершенно ясный и простой; мы понимаем: какое-то предупреждение было дано в категориях мира, который нам неведом. Таких мест много, и поэтому, читая первую и вторую главу книги Бытия, мы должны сознавать две вещи. Во-первых, они говорят о том, что было, что случилось; с другой стороны, они выражают это в категориях мира, совершенно не способного дать нам почувствовать, что произошло и что было.

Думаю, на этом я закончу это введение в наши беседы о книге Бытия; и я хотел бы, чтобы вы продумали сказанное сегодня в контексте собственной личной жизни. Я говорил о Боге Творце, я говорил, что Бог создал нас в рамках взаимоотношений, динамичных отношений. Я подчеркнул, что мы Богу желанны и возлюблены, но не необходимы. Я подчеркнул, что мы свободны — и обусловлены, и еще некоторые моменты, из которых три перечисленные наиболее важные. Подумайте о всем этом и поймите, как они отражаются на вашей внутренней жизни и на ваших отношениях с Богом. Постарайтесь положить эти мысли в основу более глубокого понимания. Если в процессе обдумывания вы найдете, что сказанное мною неверно или противоречит вашему опыту, вынесите свой опыт и свои возражения на обсуждение при нашей следующей встрече.

[1] См. 2 Пет 1:14.

[2] См. Ф.М.Достоевский. Братья Карамазовы. Ч. 2. Кн. 5. Гл. 4. Бунт. ИЛИ: Собрание сочинений. М.:Литература; Престиж книга; РИПОЛ классик, 2005. Т. 9. С. 331.

[3] См. Быт 1:3-4.

Слушать аудиозапись: , смотреть видеозапись: