Митрополит Антоний Сурожский

Укрощение бури. Беседа о стрессе

Можно научиться в ежедневном потоке дел останавливаться, давать себе время побыть наедине с собой, побыть одному. Кое-кто может в негодовании воскликнуть, что люди некоторых профессий не имеют права на это. Врач, полицейский, священник — они всегда должны быть в распоряжении других людей. Но это совершеннейшая неправда. Никто не отдает каждую минуту своей жизни другим людям: мы спим, едим, бреемся, принимаем ванну, встречаемся с друзьями, куда-то идем… Если все это сложить, то обнаружится, что каждый день мы по многу часов недоступны для других. Почему не дать себе пять-десять свободных минут на то, чтобы просто быть, научиться быть, здесь, в эту минуту, в этом месте, с этим человеком или наедине с собой. Если вы попробуете это сделать, хотя бы в самом простом, примитивном виде, то обнаружите, что можете идти по жизни, постоянно пребывая в настоящем мгновении, ожидая следующей минуты и встречая ее и то, что она приносит, не предвосхищая будущее и не таская с собой тени и призраки прошлого.

В этом и состоит позитивное отношение к стрессу. Есть и другие, не менее важные вещи. Думаю, очень важно осознать, что в стрессовой ситуации, вызванной внешними причинами, не обязательно самому испытывать стресс. Те, кто правит спасательной шлюпкой во время шторма, совершают быстрые, решительные, целенаправленные действия. Вокруг них царит смятение — шторм, паника на ­тонущем корабле, но команда спасателей не поддается стрессу, иначе после каждого шторма их приходилось бы отправлять в психиатрическую клинику. Да и люди на тонущем корабле не обязательно находятся в состоянии стресса — все зависит от их умения держать себя в руках, от того, могут ли они встать лицом к лицу с жизнью и смертью — своей собственной и других людей. Это очень важно — научиться стоять лицом к лицу с жизнью и смертью. Но вместо этого мы часто предпочитаем самыми разными способами избегать стресса.

Например, можно избегать стресса, относя себя к тем, кого он не касается. В странах, где повсюду царят нищета, голод и страдания, есть целые классы людей, которые совершенно игнорируют этот факт, создают для себя мир, в котором этих бед не существует, и тем самым избегают стресса. Вспомните историю Будды, которого так успешно ограждали от образов старости, страданий, смерти, что он впервые увидел их, только покинув безопасный мир своего дворца. Мы делаем то же самое — прибиваемся к группам, в которых нет места наиболее болезненным для нас явлениям. Это одно из возможных решений проблемы.

Другой подход — найти один из множества способов обрести внутренний мир, научиться не замечать бури, находясь в эпицентре. В каком-то смысле это возможность преодолеть стресс или избежать его: пока его сила не достигает некоторого уровня, для человека его словно бы не существует. Я всегда вспоминаю — не хочу никого обидеть — эпизод из жизни мисс Эдди, основательницы «Христианской науки». Она учила, что боли не существует, что это иллюзия, что нужно преодолевать боль «правильными мыслями», но однажды у нее так сильно разболелся зуб, что она отправилась к стоматологу. Я не критикую ее за обращение к зубному врачу, я лишь говорю, что многие из нас делают практически то же самое. Мы пытаемся найти для себя надежную защищенную гавань, но жизнь порой прорывается в наш безопасный мирок, и от него ничего не остается. Но можно ли сказать, что, пока мы были в безопасности, это решение годилось для преодоления стресса? Я уверен, что нет, потому что отгородиться от страданий и смерти вокруг себя, не быть самому в состоянии стресса не означает преодолеть стресс вокруг; он продолжает существовать в виде страданий, смерти, насилия и так далее.

Есть самые разные способы забыться: не только марихуана, ЛСД и так далее. Вино опьяняет, и курение тоже. А есть люди, которых точно так же опьяняет хорошая игра на органе в церкви, которым и Бог-то совершенно безразличен, был бы органист хороший. Бог для них — лишь повод послушать хорошую музыку. Опьяняют и другие, умственные аспекты религиозности — например, вера и надежда на то, что «с нами такого не случится» (ими редко утешают себя, но очень часто других). Мы прекрасно знаем, что подобные вещи случаются с людьми на каждом шагу и нет никакой причины, почему это не может случится с вашим собеседником или с вами. Но такая вера утешает, она словно убирает стресс из виду. Есть и более явные формы ухода от реальности, например пристрастие к наркотикам. Так или иначе, все это дает возможность убежать, уклониться, уменьшить чувствительность — но не решить проблему. Для решения проблемы всегда нужно посмотреть ей в лицо, найти свое место в ней.

Тут я подхожу ко второй части темы: стресс вокруг нас и наше место в нем. Стресс, напряженность существует в семейных, общественных, политических отношениях — между народами и между партиями, между индивидами и между группами. Нарастающая напряженность может перейти в насилие. Не стоит тешить себя надеждой на то, что такого не произойдет, — случиться может всякое. Будем ли мы тогда участвовать — не только в этой ситуации, но и в том напряжении, стрессе, которые с ней связаны? Некоторые люди скажут: да, это же проявление симпатии, эмпатии, я должен быть един с тем, кто страдает, кто испытывает боль, муки, быть с угнетаемым против угнетателя. На мой взгляд, это не решение, потому что это лишь увеличивает количество страдающих людей или людей в состоянии стресса на одного человека. Такое поведение не облегчает ничей стресс.

Когда человек рядом с вами дрогнул перед лицом трагедии, надо проявить сострадание; но если вы из чувства эмпатии хотя бы словом или жестом разделите с человеком утрату веры, вы не принесете никакой пользы. Тонущему человеку не нужно, чтобы вы утонули вместе с ним, — ему нужно, чтобы его вытащили из воды. Самоубийство, совершенное «за компанию», не поможет тому, кто хочет свести счеты с жизнью. А ведь именно так многие люди представляют себе симпатию или эмпатию: полностью разделить с другим стресс, боль, несчастье, утонуть вместе с ним.

Сострадание — это нечто совсем иное. Сострадание — это боль, которую мы испытываем, наша собственная боль, связанная со страданием другого человека. Но к этому можно подойти творчески. Есть такое известное изречение: «Если я голоден, это явление физическое, если голоден мой ближний — это уже нравственная проблема»[2]. Готовность умереть от голода рядом с голодным человеком не поможет ему; но то, что это порождает для вас нравственную проблему и вы не можете обрести внутреннего мира, пока не решите ее, — это творческий подход и это важно для того человека. А жертвенная смерть из-за вашей собственной глупости никому не поможет.

Поэтому, когда мы сталкиваемся со стрессом вокруг нас, сострадание — разумная, здоровая реакция в отличие от той «эмпатии», которую я описал. Но как проявить творческий подход в этой ситуации сострадания? Я думаю, мы могли бы обрести спокойствие духа, внутреннюю устойчивость, умиротворенность, если бы осознали, что всё происходящее с нами, все, с кем мы встречаемся, — от Бога. Когда я говорю «всё», я имею в виду не только хорошее, но и самое плохое; я говорю «от Бога» не в том смысле, что мы должны возрадоваться, когда происходит нечто плохое, но отнестись к этому как к Богом данной нам возможности оказаться нужным человеком в нужном месте. В ситуации стресса наша роль — не самоустраниться от проблемы, не уйти безответственно в состояние безмятежности в стороне от боли и стресса других, но осознать, что мы должны, со всем спокойствием, со всей устойчивостью, на которую способны, войти в эту ситуацию и поделиться своей устойчивостью.