Дети и смерть

Я всегда ценил, что в нашей Православной церкви гроб на похоронах открыт. Тело приносят в гробу сразу после смерти или как только это смогут сделать сотрудники похоронной службы, и оно остается там до похорон. Это может быть несколько дней, может быть и больше, в зависимости от обстоятельств. И все приходящие в храм подходят к гробу, молятся и целуют умершего, прощаясь с ним. В день похорон заупокойная служба совершается также вокруг открытого гроба и также бывает этот прощальный поцелуй.

Я служу священником в Лондоне почти сорок лет и видел много похорон, потому что все наше старшее поколение уже умерло. Я приводил попрощаться с умершими всех детей, приходивших в храм, и их реакция всегда была одинаковой: «Каким спокойным он выглядит, как красиво ее лицо. Можно мне поцеловать ее на прощание?» Единственно — нужно обязательно предупредить: «Да, можешь поцеловать его (или ее), но тело будет холодным, потому что тепло — признак жизни, а холод — признак смерти». Иначе ребенок испытает шок от неожиданности; неожиданное всегда, во всех обстоятельствах вызывает шок и у старых и у молодых. Но это знакомство со смертью есть нечто очень важное, что мы утратили в городах, потому что не видим смерти.

Мне довелось встретить священника, который за всю жизнь не видел мертвого тела. И когда я спросил его — а он был человеком моего поколения, заставшего войну; он на войне не был, поскольку был где-то на приходе, но это та же возрастная группа, — он ответил: «Я помогаю человеку, пока могу общаться с ним. Потом, когда словесное общение уже невозможно, я совершаю священнодействия, помазываю его елеем, причащаю, пока возможно. А потом, когда я уже ничего не могу сделать, забота о нем переходит к врачу, медсестре, семье. Потом однажды мне говорят, что человек умер. Ну, я посещаю семью, потом в храм приносят гроб». Но есть один очень важный, очень значительный период, который крайне редко видят и миряне, и священники, и даже врачи. Потому что то, что я сказал об этом священнике, относится и к очень многим врачам, которые занимаются пациентом, пока могут что-то сделать, а потом передают дело медсестрам и приходят, только чтобы засвидетельствовать смерть и выдать об этом документ. Но тот период, когда человек умирает и когда он нашел покой в смерти, очень многие не видят.

Я говорю вам об этом, хотя кажется, будто это не имеет отношения к теме «дети и смерть», потому что невозможно донести до ребенка что-то, чего еще не понял сам. Мы не можем рассказать ребенку о жизни, о процессе умирания, о самой смерти, об участи тела, если сами не прошли через некоторые эмоциональные и интеллектуальные состояния. Этого нельзя выдумать, вообразить, прочитать в книгах. Это нужно прожить.

Я видел достаточно умирающих людей, потому что я пять лет был хирургом на войне, и вокруг умирали многие. И вот что очень меня поразило: умирание пугает людей, потому что они чувствуют, что будут умирать в одиночестве. Я приведу вам два примера. Первый — немецкий солдат, которого привезли в наш госпиталь; он был в сознании несколько часов, а потом впал в бессознательное состояние. У нас был очень молодой лютеранский пастор, который вышел из его палаты в слезах и сказал: «Это ужасно — я не могу больше говорить с ним, я ничего не могу сделать для этого умирающего». Я был молод, немного за двадцать, и резок, и я сказал ему: «Не дури. Возвращайся в палату, сядь рядом с умирающим и читай ему вслух по-немецки Евангелие, начиная с рассказа о воскрешении Лазаря». И он три дня так и делал, конечно, не сутки напролет, но в течение трех дней он читал умирающему Евангелие. Перед своей смертью этот человек очнулся и сказал мне: «Так чудесно было чтение Евангелия. Я не мог подать никакого знака, что я воспринимаю, слышу его, но я слышал каждое слово, и теперь могу умереть с миром». И это понял не только умирающий, но также и молодой священник. А я получил подтверждение тому, во что верил на основании собственного опыта.

Вот другой пример про молодого солдата. Он умирал; я пришел к нему вечером, сел рядом и спросил: «Тебе страшно умирать?» Он ответил: «Умирать я не боюсь, но я боюсь умирать в одиночестве». Я сказал: «Ты не умрешь в одиночестве. Я останусь с тобой». Он сказал: «Да, но во-первых, вы не можете просидеть всю ночь, а во-вторых, я все равно этого знать не буду». И я ответил: «Да, я буду сидеть всю ночь, и ты будешь это знать, потому что пока ты сможешь смотреть на меня и говорить, мы будем беседовать; когда ты уже не сможешь ничего сказать, ты будешь меня видеть. Когда ты почувствуешь, что слишком слаб или устал, ты уснешь и будешь держать меня за руку, ты сможешь сжимать мне руку, когда захочешь, и тогда ты умрешь, зная, что ты не один». Так и произошло: он держал меня за руку, сжимал ее время от времени, потом его рука похолодела и ослабла, и он умер, но он умер не в одиночестве.