Как помочь страдающему

Сегодня среди пациентов (среди врачей, думаю, тоже) и среди потенциальных пациентов есть тенденция воспринимать боль как то, что человек должен любыми способами облегчить. Думаю, это ошибка. (Я говорю сейчас не с медицинской точки зрения, но с точки зрения священника, да и просто человека). Боли нужно посмотреть в лицо и перенести. Пытаться избежать малейшей боли — это трусость. Чем больше мы пытаемся избежать боли, тем больше мы страдаем. Вообще-то говоря, мы способны вынести существенный уровень боли. А прибегая к аспирину, затем кодеину, затем к уколам, затем еще к чему-нибудь, мы постепенно начинаем настолько бояться боли, что страдаем, стонем и ноем и на всякий случай принимаем аспирин, когда боль еще не наступила. Как с медицинской, так и с нравственной и с психологической точек зрения, невозможно согласиться с использованием транквилизаторов вместо встречи с болью лицом к лицу, ведь при этом постепенно разрушается здоровая способность человека противостоять боли и смотреть в лицо самой жизни. Единственный результат — человек становится трусом не только в отношении боли, но и в отношении жизни в целом. Вместо того чтобы быть дерзновенным подвигом, жизнь постепенно превращается в бегство, и люди начинают избегать чего бы то ни было, потому что это может привести — или уже привело — к боли.
Поэтому первое, думаю, с чем мы должны быть готовы встретиться и в своей жизни, и в жизни других: обычно боль — это сигнал о состоянии здоровья. А в ситуации нравственного выбора угрызения совести, стыд и страх наказания — это также формы боли, подобно больному зубу или язве. И прежде, чем тем или иным образом облегчить боль, мы должны выяснить, что происходит с пациентом или, если выражаться в категориях священника, с кающимся. И только после этого можно начать думать, насколько целесообразно смягчать его ситуацию. Может статься, что нецелесообразно. Потому что одна из великих вещей, которой мы должны учиться сами и затем научить других, — это мужество; ведь духовная жизнь требует немалого мужества. Потому что то, с чем мы боремся, чему противостоим, — это не просто трудности жизни, это силы тьмы, зло. Это такая концентрация, такое сгущение тьмы и безбожия, что можно испугаться. И если мы не готовы и не обучены, мы никогда не сможет этому противостоять. Вот первое, чем я хотел с вами поделиться.
А вот второе. Боль — душевная или физическая — почти никогда не рождается в нас самих, обычно ее причиняет нечто внешнее. Почти всегда мы воспринимаем боль как то, что приходит извне, — например, какое-то заболевание. Мы забываем, что наше тело и есть мы, и поэтому считаем боль чем-то привнесенным, чем-то, что пришло откуда-то извне и чуждо нам. И в каком-то смысле мы правы. Но в результате — обижены ли мы кем-то или поражены болезнью — мы забываем, что в центре проблемы находимся именно мы сами, и проблема должна быть решена, прежде всего, у нас внутри. Излечима или нет болезнь, простит ли Бог прегрешение — всё это другой вопрос. Но с трудной ситуацией встречаемся мы. Есть древнегреческая трагедия под названием, если не ошибаюсь, «Рана и стрела»?[3]. В ней можно найти очень подходящий образ. Стрела выпущена. Это — внешнее по отношению к нашей жизни событие. И есть всё то, что связано со стрелой: есть чей-то злой умысел ее выпустить; есть рука, которая ее выпустила; есть сама стрела, которая ранила. Всё это правда, и в каком-то смысле мы (как и кто-то другой) должны вынести определенное суждение об этой цепи событий, которая привела к нашему ранению. Если вместо греческой трагедии подумать об автомобильной аварии, станет, возможно, более понятно. Но дело в том, что, как только ты ранен — выпустил ли кто-то стрелу, сел ли кто-то пьяным за руль, дорога ли содержалась властями в недолжном состоянии, — какой бы ряд предшествующих событий ни привел к ранению, ранен — ты. И стоит проблема того, кто ранен. Теперь проблему раненого человека можно решить, только если этот раненый способен высвободиться из сетей эмоций — ненависти, негодования, горечи, сомнения в милосердии Божьем и так далее. Ведь все это не имеет никакого отношения к твоей ране, но только к той цепочке событий, которая к ранению привела. И это постоянно встречается в больничной практике, в медицинской практике: каждый пациент сосредотачивает внимание на том, что он — жертва. Ранение для него — причина негодования, страха. Но твоя судьба в твоих руках, потому что проблема, связанная с ранением, — только в том, кто ранен, и ни в ком другом. Мы должны помочь людям осознать: необходимо сбросить половину груза и встать лицом к лицу только с одной проблемой — я ранен, у меня язва, у меня сломана нога, у меня сломлена воля, у меня такая-то болезнь. Это может оказаться временной проблемой, может стать продолжительной болезнею, а может — началом умирания, но все, что предшествовало, уже не имеет к вам никакого отношения. Хотя, с нравственной точки зрения, пациент вынужден решить и проблему стрелы тоже, потому что, пока не решена проблема, связанная не только с ранением, но и со стрелой, человек никогда не обретет спокойствия и не приблизится к Богу. Надеюсь, я излагаю достаточно ясно, не умею сказать яснее, но это принципиально важный момент. Мы слишком много знаем сегодня о психосоматике, чтобы не осознавать, что человек не излечится от ранения, пока не излечит душевную рану. Но я не имею в виду, что излечение происходит так механически.

[3] Аналогия с трагедией Софокла «Филоктет».