Как помочь страдающему
Думаю, есть целая программа обучения, которую мы должны пройти и с семьями, и с духовенством, и с врачами, и с медсестрами, потому что, как я уже сказал, это не должно быть профессиональной обязанностью. Ты не можешь это делать просто потому, что у тебя такие-то и такие-то обязанности, только потому, что ты такой-то человек по отношению к другому человеку. Если соответствующим образом подготовиться, достичь можно очень многого. Это можно назвать «помощью в преодолении страданий», но в определенном смысле: избавлять человека не от самой проблемы, а от необходимости исполнять роль, навязанную ему ситуацией, от тех шокирующих, чудовищных обстоятельств, мешающих человеку встретиться с происходящим, как с чем-то великим, а не только пугающим. Великим в большей степени, чем пугающим. Так что в вопросе физических и душевных страданий мы должны дойти до сути: мы должны учиться. Может быть, вся жизнь уйдет на то, чтобы научиться принести пользу хоть одному человеку, но это неважно. Мы должны прийти к осознанию того, что страдание, физическое или душевное — если смотришь ему в лицо, если проживаешь его, — куда-то ведет. И наша роль не в том, чтобы от него избавить, а в том, чтобы сочувствием, состраданием, взаимопроникновением, переплетением наших жизней — тем, что Чарльз Уильямс назвал соприсущностью?[6] — позволить человеку смотреть в лицо страданию, идти вперед до тех пор, пока в твоем присутствии уже не будет необходимости и он может сказать: «Теперь я могу принять лекарство, потому что все, что должно было произойти, произошло», или до тех пор, пока мы не сможем сказать со всей нашей человечностью и пониманием: «Теперь тебе нужно облегчить страдания, чтобы расти в твоем опыте». Мы рядом со страдающим не для того, чтобы помешать ему пройти через физический опыт, в котором есть нравственное измерение, или через духовный опыт, который сам по себе есть процесс возрастания в вечность — возрастания не в страшную пустоту, которой люди боятся, но в полноту жизни, которая позволяет вовсе не замечать пустоту и достичь полноты своей человечности.
Из ответов на вопросы:
1) У вашей проблемы нет решения, если вы собираетесь делать всю работу сами. Мы должны, полагаю, обучать людей, мирян и клириков, выполнять такую работу и включаться в нее в решающий момент или для конкретной цели. Не думаю, что больничный священник, а тем более тюремный священник, может выполнить до конца всю положенную ему работу, потому что он не может просто посмотреть больничный лист и решить, что «вот пациент, которому я должен уделить внимание». В больнице может оказаться человек с самым обычным и неопасным заболеванием. Обстоятельства привели его в больницу, чтобы он пережил некий важный опыт. И я думаю, то, чему мы должны учиться, что мы должны делать, — это обучать других работать с такими пациентами. Ведь очень многое из того, о чем я сказал, может исполнить любой. Вы можете понадобиться, чтобы дать Причастие, чтобы принять исповедь, чтобы, как священник, совершить определенные обряды, потому что люди ждут этого. Но очень многие вещи, о которых я сказал, звучат более убедительно, когда исходят от мирян, а не от людей в черном одеянии. Помню, как во время войны, когда я еще не был священником (хотя уже принес тайные монашеские обеты), но люди знали о моем отношении к болезни и смерти, меня примерно в течение года просили оставаться рядом с каждым умирающим в его последний день, вернее, в последнюю ночь, потому что днем я работал в операционной. И я оставался. И тот факт, что я мирянин, просто врач и не более того, и что у меня все же есть вполне конкретные убеждения, очень мне помогал. Думаю, в этой стране достаточно врачей-христиан, сиделок-христиан и просто прихожан. Сложность в том, что большинство из них, когда их направляют что-либо сделать, полагают, что должны усвоить профессиональный подход. Вам известен этот тип волонтера — дамы или молодого человека, — который приходит в больницу, думая, что его задача быть «жизнерадостным» или быть «серьезным» во всех случаях без разбору. То же самое касается медсестер — от них не ожидается разговоров о религии. То же самое с врачами. Но давайте заново продумаем эту ситуацию. Общество, в котором мы живем, не застыло в окаменении, оно способно меняться. Установка, при которой медсестра стоит рядом с больным и знает, что ей есть что сказать, но «это неэтично», или врач не должен говорить или делать того или другого, потому что он-де профессионал, — это абсурд. Это напоминает мне случай, который произошел с моим отцом, когда мы жили на Востоке в двадцатые годы. Он пришел на реку в том месте, где она впадает в море, увидел стоящего неподалеку человека и спросил: «Здесь есть акулы? Я хотел бы искупаться». Тот ответил: «Акул нет». Мой отец искупался, а когда вышел, сказал: «Странно, здесь акул нет, а на остальном побережье их так много». И человек ответил: «Акул не бывает там, где водятся крокодилы…»
[6] «Сo-inherence». Н.Л. Трауберг в статье «Миры и глубины Чарльза Уильямса» пишет: «Co-inherence. Слово почти совсем непереводимое; лучше всего его можно понять, припомнив призыв апостола «носите бремена друг друга»».